В глубинах полярных морей

Колышкин Иван Александрович

В апреле — мае только три «малютки» совершили одиннадцать боевых походов. Эти лодки — «М-171», «М-172» и «М-176» — торпедировали тринадцать судов.

О некоторых из этих походов стоит упомянуть.

Старикову, например, пришлось выдержать необычное столкновение со сторожевым кораблем. Произошло это так. «М-171» удачно атаковала транспорт, оторвалась от преследования, длившегося три часа, и наконец всплыла для зарядки батареи. Плотность ее понизилась до предела, и лодка почти не имела энергии для подводного хода. Как назло, в пятидесяти кабельтовых от лодки оказался неприятельский сторожевик. Он тотчас же устремился к ней и открыл артиллерийский огонь.

Что оставалось делать Старикову? Погрузиться?

Но сторожевик мог легко отыскать почти неподвижную «малютку» и забросать ее глубинными бомбами. И тогда командир принял решение идти надводным ходом к Рыбачьему, под прикрытие наших батарей. А путь этот, надо сказать, был не близкий.

Лодка взяла курс к своему берегу. В рекордный срок удалось развить полные обороты дизеля. Скорость хода достигла двенадцати узлов. Но сторожевик, понятно, шел быстрее и, медленно сближаясь с лодкой, посылал в нее залп за залпом.

Чтобы избежать попаданий, Стариков резко и неравномерно менял курсы, удерживая противника на кормовых углах. Лодка даже не могла отстреливаться из своей сорокапятки, расположенной на носу, — для этого пришлось бы разворачиваться, подставляя борт под залпы сторожевика. Да и сближение со спасительным берегом замедлилось бы.

Большую выдержку проявил в этой обстановке командир. Ведь психологически куда легче вступить в бой,

[159]

пусть даже неравный и не дающий шансов на победу, чем беззащитному идти под вражеским огнем.

Больше часа длилась эта напряженная погоня. К счастью, ни один из 100-миллиметровых снарядов не попал в лодку. Приблизившись к зоне действия наших береговых батарей, сторожевик не рискнул гнаться дальше и развернулся на обратный курс.

Искать защиты наших батарей пришлось и Фисановичу. Только произошло это при иных, еще более тяжелых обстоятельствах.

«М-172» напала на вражеский конвой близ острова Эккерей. Охранение у транспорта, избранного для атаки, было большим. Для удара наверняка Фисанович решил поднырнуть под корабли эскорта и атаковать с малой дистанции. Оказавшись в середине неприятельского ордера (походного порядка), он с трех кабельтовых произвел успешный залп.

Лодку обнаружили. Началось преследование. От близких разрывов погас свет, вышел из строя гирокомпас и, что самое страшное, дала течь цистерна с соляром. Лодка оставляла на поверхности предательский след. Вдобавок ко всему запас энергии в батарее был уже невелик. А это означало, что уходить от преследователей можно только малым ходом.

По магнитному компасу лодка шла в сторону Рыбачьего, содрогаясь от взрывов. Матросы устраняли повреждения при свете ручных фонарей. С трудом удерживали они лодку на рабочей глубине, не давая ей провалиться. Едва не глох от взрывов акустик Анатолий Шумихин. Но он не снимал наушников гидрофона, вслушиваясь в шумы вражеских кораблей. По его докладам Фисанович ориентировался в надводной обстановке и уклонялся от атак, избегая прямого попадания бомб, которое было бы смертельным для «малютки». Машинки регенерации не работали, и дышать с каждым часом становилось все труднее. Хорошо, что находившийся на лодке флагманский врач бригады майор Гусинский догадался рассыпать по отсекам содержимое регенерационных патронов. Это несколько улучшило самочувствие моряков.

Десять часов продолжалось трагическое плавание. Триста сорок две глубинные бомбы сбросил противник на лодку. Но она все же вышла под защиту наших бере-

[160]

говых батарей. Корабли врага вынуждены были повернуть назад.

К тому же периоду относится и другой примечательный эпизод, связанный с «М-172». Интересен он был прежде всего с точки зрения тактики и способности моряков брать от техники даже больше, чем она была призвана дать.

Лодка

вела поиск в районе Кибергнеса. Над морем свистел снежный заряд. В густой, непроницаемо-плотной метели ничего нельзя было различить уже в нескольких десятках метров. В такую погоду только чуткий слух Шумихина мог помочь обнаружить цель. И действительно, среди многоголосых вздохов моря он уловил звук, который, несомненно, принадлежал гребным винтам быстроходного судна.

Тут надо заметить, что наша гидроакустическая аппаратура того времени позволяла вести поиск только путем шумопеленгования, то есть определять направление на источник шума, находящийся в воде. А вот о расстоянии до цели приходилось только гадать. Гидролокация, решившая и эту задачу, еще не поступала на корабли. Для торпедной же атаки надо знать обе величины: и пеленг, и дистанцию. Вот почему атака без перископа, с помощью одной лишь акустики, считалась тогда делом достаточно безнадежным.

Однако следует иметь в виду и то, что особо одаренный и натренированный гидроакустик был способен точнее, чем предусматривалось техническими формулярами аппаратуры, измерить пеленг на идущий корабль и даже определить примерное расстояние до него. Таким акустиком как раз и был Анатолий Шумихин. И командир, веря в талант своего подчиненного, решился атаковать. Лодка легла на курс сближения с невидимой целью.

Прошло двадцать восемь минут. В перископе по-прежнему мельтешил непроницаемо-плотный, гонимый ветром снег. А по расчетам уже надо было ворочать на боевой курс. И Фисанович начал поворот. Еще шесть минут — и пора давать залп. Но противник все еще оставался невидимкой. Волнуясь, сомневаясь, веря и не веря в успех, командир изменил курс. Это позволяло отсрочить момент залпа. Вдруг цель все-таки успеет показаться и рассеять все сомнения?

[161]

И на третьей минуте после поворота в снежной пелене вырисовался силуэт большого, тысяч на десять тонн теплохода. Он шел точно так, как и должен был идти по расчетам, сделанным на основании докладов Шумихина. Подправлять курс не пришлось. И спустя три минуты был дан залп. Обе торпеды поразили судно.

Так была произведена первая на флоте перископно-акустическая атака, на много лет раньше, чем такие атаки стали обычными для наших подводников.

Герой этого боя — Анатолий Шумихин был заметным на бригаде человеком. Ему посвящались листовки. О нем писали в газете. И сам он, наш лучший гидроакустик, не раз делился в газете своим опытом. Трудолюбивый, дисциплинированный моряк, он изумительно развил свои природные способности, свой тонкий музыкальный слух. Не обладая этим даром, даже при большом старании стать хорошим акустиком невозможно. Ведь от того, насколько тонко оценивает акустик изменения силы звука, зависит точность взятого им пеленга. Его способность запоминать звуки различной тональности лежит в основе так называемой классификации контакта. Классифицировать контакт — значит определить, что за корабль услышан лодкой: эсминец, транспорт или сторожевик. Задача, прямо скажем, не всякому под силу!

У нас на бригаде всегда очень внимательно подходили к подбору акустиков, этих незаменимых помощников командира в поиске, атаке и послезалповом маневрировании. И наши акустики, как правило, отменно справлялись со своими обязанностями.

Не без активного участия гидроакустика Адамюка прошел и знаменитый бой капитана 3 ранга Бондаревича, весть о котором молниеносно распространилась по всей бригаде.

Иосиф Лукьянович Бондаревич — отважный и умный командир «М-176» успешнее всех действовал в весенних походах. Пять раз выходил он в море, шесть раз атаковал противника, и каждая из этих атак завершалась попаданием торпед в цель. Но особенно ярким был его бой в последнем майском походе.