В горах Кавказа. Записки современного пустынножителя
Шрифт:
Братья испуганно молчали, не зная что говорить. Бандит, размахивая ножом, кричал, требуя ответа. Наконец, один брат ответил:
— Наша пасека здесь. А про ту, что ты спрашиваешь, мы и сами не знаем, куда он ее перенес.
Грабитель замолчал, поверив этому ответу, потому что видел четыре улья, одиноко стоящие на поляне. Ему стало ясно, что у них свои пчелы. Успокоившись, темнолицый попросил:
— Помогите мне принести на свой охотничий участок тяжелые капканы. Они лежат у озера. Я буду расставлять их по лесу.
После
Пчеловод в те дни находился в кельях приозерных монахинь. Опять наступил период тяжелых трудов. Успеть нужно было до снега. Он переносил мед по ночам в четырех алюминиевых бидонах по 10 литров каждый. Дорогу освещал электрическим фонариком. Прятал груз у камней-монолитов и заваливал щебнем. Затем шел в Амткелы — село у автодороги, — нанимал человека с собственной лошадью и на ней увозил мед к автобусной остановке. Отсюда он перевозил мед в город и сдавал на конфетную фабрику. Получив расчет, возвращался в пустынь и все повторялось.
Однажды, поздней ночью, он пришел к своей келье на первой поляне. Стал отмыкать замок и вдруг услышал глухое мяуканье. Звуки доносились от конца длинной поленницы. Освещая тропинку фонариком, пустынник пошел на звук и увидел, что возле дров злодей поставил медвежий капкан с явным намерением поймать пчеловода, когда он придет за дровами. Но вместо отшельника попался его кот. Пчеловод рычагом разжал пружины и вытащил из капкана еле живого кота, положил рядом с кельей и двинулся в обратный путь.
На рассвете, когда наконец, спрятал очередную свою ношу, он почувствовал вдруг крайнюю усталость. Надо было освежить силы. Зашел к отдельно живущим монахиням и пробыл там целый день. Поздно вечером отправился к приозерным монахиням. Когда пришел к ним, матушки стали рассказывать:
— Сегодня заходил к нам бандит-охотник, который преследует тебя, и спрашивал, бываешь ли ты у нас. Мы ответили: «Нет». Тогда разбойник сказал: «Я догадываюсь, что он ходит здесь в ночное время».
И монахини стали упрашивать брата:
— Не ходи по тропе над озером к селу, потому что этот бандит непременно пойдет тебе ночью навстречу. Если и пойдешь, то иди по низовью, без тропы, возле самого озера.
Но брат, еще чувствуя усталость, не послушался их совета и решил все-таки «на авось» пройти верхней тропой. Он всегда перед опасным путешествием зажигал и ставил на пне возле церковки большую свечу. Она горела в течение трех часов, пока он шел со своей ношей до места… Так же он сделал и в этот раз, поставив зажженную свечу на могильный крест возле келий матушек.
Пройдя примерно полкилометра, по какому-то предчувствию, пчеловод остановился и внимательно посмотрел вперед. В это время шедший навстречу бандит-охотник, будучи на расстоянии двадцати или тридцати метров, остановился, чиркнул спичкой и зажег папиросу. Брат, увидев его физиономию, освещенную спичкой, повернулся и быстрыми, бесшумными
ГЛАВА 34
Ленивец и больной брат — Босиком по снегу — «Не ходи ты к этому наглецу!» — Заповедь старцев
В последнее время наглость ленивца перешла все границы. Как-то он сказал больному брату:
— Приди-ка ко мне да сделай в моей келье генеральную уборочку.
Тот беспрекословно пошел на первую поляну, вымыл в его келье пол, протер стекла в окошке, постирал половичок и возвратился к себе на вторую поляну. Через две недели ленивец повторил просьбу:
— Надо бы уборочку там у меня сделать.
Брат снова пришел к нему и навел порядок. Недели через две — та же просьба. Больной брат, ничуть не возмущаясь этой наглостью, вновь пошел на первую поляну. Постепенно это как бы стало его обязанностью.
В середине января выпало сантиметров пятнадцать снега. Пчеловод спешил с переноской меда. Осталась последняя ходка. Идя ночью по берегам речки, около поворота на вторую поляну, он заметил на снегу странные следы. Осветил их фонариком и поразился: на берегу были отпечатки босых ног в том и другом направлении. На второй поляне утром он встретил больного брата и сказал:
— Я видел на берегу речки великое чудо!
— Какое? — спросил тот.
— На снегу- отпечатки босых ног!
— Да это я там ходил, — равнодушно заметил больной.
— Ты?! — изумленно воскликнул пчеловод. — Да.
— Но что за нужда заставила тебя решиться на это?
— Да вот, брат сказал мне: «Испеки одну или две булки хлеба и принеси мне». Я испек, а пойти к нему было не в чем: не осталось ни одной пары сапог, потому что братья ушли в них на берег озера, а когда должны были возвратиться — неизвестно… Я натер ноги керосином и так вот пошел. Когда пришел в его келью, он взял хлеб, посмотрел на него и сказал: «О, хлеб испекся неудачно, унеси обратно, такой мне не нужен». Я повернулся и пошел обратно. Идти по земле было терпимо, но когда заходил в речку, переходя с берега на берег, голову почему-то сжимало до боли как тисками…
Какой ужас! Монах-подвижник, облеченный в грубую власяницу и черные монашеские одежды, одежды пожизненного траура, пустынник, день и ночь безленностно вымаливающий у Бога прощение своих грехов, смог без зазрения совести отправить больного брата в обратный путь босым, не предложив ему, хотя бы на время, свои резиновые сапоги! А ведь больному-этому истинному послушнику, доброму воину Христову, предстояло вновь пройти по снегу три с половиной километра и семь раз перейти речку!..
— Да не ходи ты больше, не ходи к нему — к этому заблудшему наглецу! — с возмущением воскликнул пчеловод.