В ходе ожесточенных боев
Шрифт:
В эпоху развитого социализма «Енисейская ссылка» продолжала функционировать. В Красноярский край отправляли девиц легкого поведения, преступников, тунеядцев и торгашей — всех тех, кто мешал строить советскому народу развитой коммунизм. Хотя именно зэки и «химики» являлись негласными героями совковских пятилеток. Они возводили города, прокладывали рельсы, строили гидроэлектростанции и заводы. Их лица не красовались на досках почета, о них не рассказывали взахлеб репортеры на страницах газет, об их трудовых подвигах свидетельствовали лишь безымянные братские могилы да березовые кресты.
Некоторые города края неофициально считались городами зэков и «химиков». В один только Ачинск перед Олимпиадой-80 в Москве привезли три тысячи химиков и проституток. Своих девать некуда, а тут еще питерские и московские «смежники» прибыли! Поэтому и неудивительно, что в городе, буквально кишевший преступными элементами, местные мальчишки и девчонки попадали пол влияние блатных фиксатых фраеров и развязных марух.
Сибирский народ — особая порода людей. Потомки вольнолюбивых казаков, беглых крестьян и каторжников — всех тех, кто шел против государства, всегда с пониманием и сочувствием относились к бунтарям типа Разина, Пугачева, Соловьева, восхищались ими. У них в крови иммунитет против власти, они ценят свободу, не любят, когда их прогибают. И покорят их всегда надо! Как атаман-разбойник Ермак. Огнем и мечом! А мирно — нате, выкусите! И партизанить сибиряки жуть как любят! Недаром самая большая партизанская группировка под предводительством Щетинкина, что трепала нервы Колчаку и внесла свой вклад в его разгром, находилась в Сибири, на юге Енисейской губернии.
А залихватский народный фольклор? « Если что возьму обрез, грохну кого надо и — в тайгу! Тайга большая — хрен меня поймают!» или «Закон — тайга, прокурор — медведь». За фразеологизмами чувствуется несгибаемый, независимый и свободолюбивый дух сибиряков!
Поэтому, когда в постперестроечное время в крае появились разбойники новой формации, новые криминальные «революционеры», типа Тимофеева, Никонова и других, местные жители относились к ним терпимо. Считалось, что при Тимофее порядок в крае был. Бандитских междоусобиц уже не было. Не было и переделов собственности. Чужаков он в родной регион не пускал, а лучше атаман доморощенный, чем пришлый. Он же свой, сибиряк.
В социальном плане город Минусинск загнивал, как впрочем, и вся постперестроечная провинция: массовая безработица, многомесячные задержки зарплаты, беспробудное пьянство, повальная наркомания, преступность. Предприятия (а их в городе раз-два и обчелся) платили скудную зарплату, хотя их директора имели супердорогие коттеджи, крутые иномарки, даже личные самолеты.
Например, один местный директор, потратив на краевые выборы полмиллиона рублей и проиграв их, отправил в неоплачиваемые отпуска всех служащих предприятия на два месяца и сократив до минимума отделы. Он уволил своего главного бухгалтера лишь за то, что она осмелилась заикнуться о повышении зарплаты работникам предприятия. Прибыли нет, заявляет он и… приглашает на профессиональный праздник знаменитую группу за 10 тысяч долларов, а трудящиеся пусть последний х… без соли доедают — им не привыкать. Прибыли нет, а на содержании любовницы в Москве в месяц уходить из заводской кассы 80 тысяч рублей, когда средняя зарплата рабочего 2 тысячи «деревянных».
И куда крестьянину податься? Напиться? Наглотаться «колес»? Уколоться? Или удариться в религию? Стать членом общины бывшего мента Торопова, а ныне мессии Виссариона и жить в «городе Солнца»? Или быть прихожанином протестантской церкви Веры Евангельской? Спонсировать пастора на покупку дорогого коттеджа и иномарки? Нет, лучше пойти в бандиты. Пусть опасно, но денежно и престижно. Зато не надо вкалывать до седьмого пота в вонючем рыбном цеху за копейки, не торговать на рынке и не воровать картошку на чужих дачах. Но не понимают, что они — «мясо», что их могут замочить свои, конкуренты, что в любой момент «поставят на размен», «кинуть на кичу». Как мотыльки летят замордованные жизнью молодые пацаны на заманчивое, но губительное пламя бандитской романтики. Пусть на миг, но вскачь. А тут еще и киношная реклама про мафиозный образ жизни — «Бригада», «Крот», «…По имени Барон». Знают парни: уважаемая и почетная профессия — бандит…
И именно, в этот славный городишко и приехал Алексей Рудаков, чтобы погостить, отдохнуть, мать проведать да сестру на кладбище помянуть…
Ресторан «Тагарский» был набит клиентами под завязку. Пьяный гомон, сигаретный дым, музыка, веселье. Алексей пил водку и предавался приятным воспоминаниям. Когда-то он здесь оттягивался по полной программе: алкоголь, девочки, драки…
Драки в кабаке случались каждый день. Тогда в городе наряду с молодежными бандами Никонова и Горбунова котировались еще и две спортивные группировки — боксеры и дзюдоисты (или, выражаясь местным сленгом, «боксерята» и «дзюдики») . Они-то и били любителей. Но как-то уличный боец Шмель из района «Болото» посрамил спортсменов. Его прямой в челюсть известному боксеру Белецкому оказался нокаутирующим. После этого знаменитого нокаута Шмель сразу приобрел вес в городе. Больше боксеры его не трогали. Трогали других. В том числе и женский пол.
Однажды, как в фильме «Место встречи изменить нельзя», одну барышню ее кавалер, дзюдик, со всего маху вонзил головой в ресторанное стекло… Стекло прогнулось, звякнуло, но выдержало удар. А дальше — как в рекламе тех времен. «И упала девушка, будто сломанная кукла. И заорали благим матом посетители. И был кипиш великий… Всемирная история. Ресторан «Тагарский…»
…А сейчас кругом все новое. Новое время, мода, лица, песни. Хотя основное предназначение ресторана осталось прежним: напиться — забыться, въехать кому-нибудь в рыло, пообщаться с приятелями и подснять девочку — в общем, культурно отдохнуть.
Сегодня Алексей выпил достаточно много спиртного. Съездил с матерью и ее сожителем дядей Петей на кладбище, помянул сестру, раздавил бутылочку с каким-то левым знакомым, и вот теперь догонялся в «Тагарском». Говорят, здесь бывают его бывшие однокашники- гангстеры: Серега-«Х акас», Миша Никонов, Юра и другие. Но пока они здесь не появлялись.
Алкоголь переполнял Рудакова и звал на «подвиги», в том числе и на сексуальные. Объектом для сексподвига Алексей избрал смазливую белокурую девчонку, сидящую за третьим столиком от эстрады. Стройные ножки, большая упругая грудь, тонкая талия — всё при ней. От силы ей было лет восемнадцать.
Когда зазвучала медленная музыка, Алексей решительно направился к заветному столику. Язык «героя-любовника» слегка заплетался.
— Разрешите Вас пригласить на танец?
Прекрасная незнакомка удивленно вскинула на него карие глазки и растеряно улыбнулась. Она посмотрела на него как на сумасшедшего. Или приговоренного к расстрелу.
— Эй, пассажир, — грубо его кто-то окликнул. — Вали отсюда!
Алексей разочарованно обернулся. Перед ним стоял раскаченный молодой человек с абсолютно лысой головой и с устрашающей рожей. Вёл он себя нагло и самоуверенно.
— Ты че, фраер, не врубаешься? Сбрызни отсюда!
Московский гость разозлился на резкое замечание громилы и решил посрамить его самоуверенность.
Хрясть!
Удар бутылкой шампанского по голове — и «шкаф», рухнув на колени, уткнулся в ковровую дорожку.
На помощь к лысому амбалу кинулись двое парней, затем ещё двое — завязался неравный бой! Женский визг, звон разбитой посуды, грохот падающих стульев и столов — превосходная ресторанная какофония в исполнении дебоширов. Алексей бил кого-то, его били. В воздухе мелькали кулаки, локти, ноги… Кто-то из толпы ловко и смачно приложился к его подбородку…