В Индию – по-научному
Шрифт:
Мы, наверное, им тоже показались бестолковыми. Однако, пока нас рассматривали, подошёл местный поезд Джейкобабад—Кветта, и мы быстро влезли в него.
Но и в этом поезде нам не дали проехать спокойно. Поезд был наполнен до умеренной стоячести, но проводник в нашем вагоне всё же оказался.
Мы твёрдо уклонились от оплаты проезда, и проводник, удивлённый, исчез из нашего поля зрения.
Торговля в пакистанских «электричках» — отдельная песня. Вот идёт усатый молодой человек, в когда-то белом халате, и несёт в руках огромное железное блюдо диаметром с унитаз. На блюде кучками сложены варёные бобы, нарезанные помидоры, апельсины, огурцы, всякие разные овощи, стопка неаккуратно разорванных листочков из газет и большая пластмассовая солонка, заполненная смесью перца и соли.
— До рупия! До
Вот и очередной желающий позавтракать. Продавец, опершись краем блюда о полку позеда, отделяет кусок газетной бумаги и кладёт её прямо на овощи, на середину блюда. Затем кладёт на бумагу горсточку бобов, по щепотке резаных апельсинов, огурцов, помидоров, зелени (всё берёт, естественно, руками), обильно сыплет соль и накрывает вторым листочком бумаги. Перевернув «бутерброд» пару раз вверх ногами (видимо, чтобы соль пропитала весь салат), продавец протягивает его жаждущему. Мятая, грязная банкнота в две рупии бросается на это же блюдо поверх овощей. А вот уже и другие желающие приобрести порцию салата, и я среди них. Вот купюр на салате лежит уже несколько. Продавец, приготовив очередное угощение, той же рукой собирает деньги и кладёт их в потемневший от грязи карман халата.
— До рупия! До рупия!
Интересно, а в подмосковных электричках этот продавец имел бы большой успех! Несмотря на вопиющую антисанитарность, все бы скинулись по два рубля просто за то, чтобы посмотреть на процесс (а потом брезгливо выкинуть салат в окно). Я с аппетитом доедаю салат.
— До рупия! До рупия!
Во время стоянки на станции Сиби обиженный нами проводник объявился вторично.
— На минутку, — позвал он меня, и я вышел из вагона в станционную суету.
Проводник, подгоняя меня взглядом, приблизился к стоящему возле поезда скучающему пышному полицейскому и торопливо заговорил с ним. В общем, пришлось мне заплатить — вышло по два доллара на человека. Проводник, удовлетворённый, спрятал деньги в карман; ни билетов, ни квитанции я от него не получил.
Поезд дал свисток, и мы поехали вверх — по самому интересному участку нашего ж.д. маршрута. Эта однопутная железная дорога Карачи—Сиби—Кветта была проложена через горы ещё англичанами в конце прошлого века. Поезд медленно полз в Кветту, находящуюся на высоте 1700 метров над уровнем моря. Многочисленные тоннели, выжженные солнцем горы, пропасти, на дне которых — высохшие русла рек… Редкие разъезды, на станционных будках — надписи типа: 5210 Ft above sea level (футов над уровнем моря).
На каждом таком разъезде поезд останавливался на пару минут, и пассажиры, схватив пустые пластиковые бутылки-торпеды, выбегали из вагонов, чтобы набрать из колодца непрозрачную, густую воду — сок пустыни. Кроме колодцев, на этих полустанках ничего полезного не было выявлено.
На какой-то маленькой станции поезд стоял долго, минут десять. На перроне шла бойкая торговля всякими солёными и перчёными яствами, типа уже упоминавшегося салата. Вот двое мальчиков весело дерутся, отбирая друг у друга большое ружьё (видимо, папа дал поиграть). Вот продают финики в плетёных упаковках, похожих на лапти. Продавцы лаптей громко, зазывающе кричат: «Кочури-и-ия! Кочури-и-ия!» Вот огурцы с перцем. И вдруг — сладкие лепёшки! Я обрадовался необычайно (мне надоела уже перчено-солёная еда). Под навесом стоял продавец вкусностей, в одной железной кастрюле у него были лепёшки (оранжевые, тонкие, как большие блины), а в другой — сладкая еда типа кофейно-манной густой каши. В каждый блин продавец клал по ложке этой каши. Только я купил первые два блина, как сразу понял, что это самая вкусная вещь, какую можно встретить в Пакистане, и встал в очередь за добавкой. Однако, блины уже кончались, и пассажиры, хватая последнее, бежали обратно в поезд. Мне повезло! Последние два блина и две ложки каши достались мне. Продавец необычайно точно рассчитал количество каши — ее осталось полложки, и (как я успел увидеть уголком глаза) он высыпал её в ладони неожиданно подоспевшему нищему. Когда я запрыгнул в уже свистнувший поезд, было просто наслаждение съесть эти вкусности, тем более что Максим отказался от предложенной ему порции, страдая от желудка, климата, трижды проклятого Пакистана и поездов его.
* * *
Как уже упоминалось, очень многие пакистанцы — религиозные люди.
Вот настаёт время намаза. В уже сильно набитой «электричке» старики расчищают от людей примерно один квадратный метр пола. Постелив какую-то простыню, пакистанцы попарно (больше двух человек на этот пятачок не помещается) совершают намаз, обратясь лицом на запад, к Мекке. Первыми намазничают колоритные седобородые старики в белых халатах. Затем люди среднего и нормального возраста. Не все, конечно, уделяют внимание Богу в поездной толчее: вероятно, половина. Но Пакистан — удивительно разнообразная страна. Здесь одна женщина ходит в чадре, другая становится премьер-министром. Одни жуют сахарный тростник, другие взрывают атомную бомбу.
В соседнем Иране тоже ведь почти 100 % мусульман и более того! — религиозность усиленнно пропагандируется и вгоняется в головы молодым, но редкий иранец остановит машину и отправится на молитву (я ни разу не сталкивался с таким явлением), редкий иранец вспомнит о намазе в автобусе и вообще в повседневной жизни. А здесь религия пропитывает всю простую жизнь этого необычного народа.
В Пакистане развито уважение к старикам. Их, впрочем, не очень много: ведь средняя продолжительность жизни тут — 48 лет. Но и сами редкие старики пропитываются неким самоуважением. В одном из поездов, забитом донельзя, я сел на верхнюю полку, на которой почему-то сидело всего лишь двое — парень и старик. Однако, вскоре старик согнал меня и даже улёгся на полке (парень сидел), несмотря на то, что в остальном поезде не то что лежать, но и стоять было негде. Выгнав меня, старик достал сигарету, закурил и ещё увеличил густоту вагонного пространства.
Хотя пакистанцы, казалось бы, ведут антисанитарный образ жизни, едят руками и т. д., — удивительно, но никто не источает запаха пота и грязи. Почти никто не носит носков (менее 1 %): пакистанец скорее купит костюм с галстуком, чем носки. Ходят в основном в шлёпанцах. Босиком ни в Индии, ни в Пакистане почти не ходят (летом ноги обожжёшь — земля горячая!)
Нам в поезде попался англоговорящий человек (едущий из Сиби в Кветту), который спросил нас:
— Интересно, а сколько лет вы не мылись?
Узнав, что мы мылись и стирались несколько дней назад, в Нойде, пакистанец удивился. Вероятно, он подумал: как же быстро белый человек приходит в негодность!
Кстати, англоговорящий пакистанец очень удивился и на нашу попытку безбилетного проезда. По его мнению, в их стране это необычно и карается большим штрафом.
Снова в Кветте
Вечерняя Кветта.
Почти два месяца назад мы впервые попали в этот бесконечно далёкий и чуждый нам город, полный верблюжьих повозок, жуликоватых торговцев, разукрашенных автобусов и шумных моторикш, загаженный, вонючий, недружелюбный. Все старались загнать нас силком в свой «хотель», магазин, чайхану, обменный пункт, чтобы потом, очевидно, надуть и кинуть на деньги. Жители, по десять человек собиравшиеся, чтобы рассмотреть и пощупать нас, были нам неприятны. А эти бесконечные крики с разных сторон улицы: мистер! мистер! «Англоговорящие» любопытные приставалы, со своей регулярной фразой: «Excuse me, mister, which contry you from?» (Извините, мистер, из какой страны вы есть?)
Нищие, калеки, грязные дети, взрослые люди, отправляющие естественные надобности у дверей своих домов… Такой впервые предстала нам Кветта.
А сегодня вечером Кветта стала нашим родным домом. Чистый горный воздух, безумно низкие цены на всё (и никто не пытался обмануть!), великолепные фрукты, весёлые афганцы-торговцы («Мистер, вы ведь из России? помните меня? два месяца назад…"), расписные автобусы и грузовики, всё такое родное, привычное! Мы пошли в чайхану, в которой сидели в прошлый раз, и хозяева уже не удивлялись нашему большому чаю «буль-буль» в литровых кружках, и только тихонько шептались за нашей спиной, вспоминая наши предыдущие визиты. В доме у докторов никого не было, электричество, как всегда, не работало. Мы зашли в тёмный, скрытый от шумной улицы деревьями двор и расположились спокойно на земле, и благополучно уснули в таком близком, привычном и приятном городе Кветте, в центре пакистанской провинции Белуджистан, всего в 6000 километрах от Москвы.