В интересах государства. Орден Надежды
Шрифт:
Кровь полилась в чашу. Мне показалось, что она была светлее, чем у остальных, но свет мог сыграть со мной злую шутку — все же венозная всегда темнее.
— Довольно, — тихо сказал куратор, когда из меня вылилось достаточно.
Клико быстро меня залечила, и я вернулся на свое место.
Мустафин снова произнес заклинание про потоки, что должны были слиться воедино и образовать новую кровь. Когда он договорил последние слова, чаша словно раскалилась у него в руках. Металл засиял, по гладкому боку сосуда пробежали искры
Я замер в ожидании. Что дальше? Вряд ли здесь где-то припрятан аппарат для переливания. Значит…
Мустафин сделал три медленных глотка из чаши, и у меня тошнота подкатила к горлу. Куратор дернулся, на миг его глаза застелила тьма, а затем они снова стали обычными карими.
Я нервно сглотнул — слишком громко, и остальные студенты это заметили. Грасс усмехнулась, скользнув по мне взглядом.
“Все будет хорошо”, — сказала она ментально. — “Это странно, но ты привыкнешь”.
Чашу начали передавать по кругу. Каждый делал по три глотка, после этого с ним что-то происходило, затем глаза чернели… И все возвращалось на свои места.
Когда очередь дошла до меня, я с трудом заставил себя приложиться губами к крови. Первый глоток. Я пил, стараясь не дышать носом. Пусть просто пролетит в желудок и там растворится. Второй… Вкус я все же почувствовал. Почти такой же, когда тебе разбивают губу в драке, но кровь показалась мне более тягучей, густой.
Третий глоток. Сам не понял, как, но я выпил его жадно, словно это было сладкое десертное вино, а не жижа из вен революционеров. Почему так? Что оно со мной делало? Что вообще со мной происходило?
Пищевод обожгло огненной дорогой, я вздрогнул и на миг ослеп. Но когда зрение ко мне вернулось, мир словно начал выглядеть иначе. И я чувствовал себя… другим.
Я был последним, и Мустафин забрал у меня чашу.
А затем каждый из студентов подошел ко мне и… обнял.
— Теперь ты с нами, — улыбнулась Рыба. — Настанет день, и все это уже не понадобится… Но сейчас ты — часть нас, а мы отныне — часть тебя.
Я рассеянно позволял обнимать себя и глядел на Мустафина поверх голов.
“Что это значит?” — спросил его я.
“Этот ритуал смешения крови изменил тебя. К завтрашнему утру твоя кровь изменится, и та, что хранится во флаконе у ректора, перестанет иметь на тебя влияние”.
“И это… навсегда?”
“Нет. Ритуал нужно повторять раз в месяц. Эффект временный. Это тот ошейник, о котором я тебя предупреждал, Михаил. А еще… Сегодня ты стал частью нашей семьи. Ты сам поймешь, что это значит”.
— Кречет, — тихо сказал Счастье, глядя на меня. — Пусть его теперь зовут Кречетом.
***
Вдохнув и выдохнув для концентрации, я взял совсем немного силы и натянул на себя отводящее глаза заклинание. От пристального внимания не спасет, но поможет проскользнуть.
Ранним утром в женском крыле уже кипела жизнь. Девчонки всегда просыпались пораньше, чтобы навести марафет — все эти прически, макияжи и прочее. Но сегодня ранний подъем был необязательным — двадцать третье декабря, день отъезда домой.
Всю первую половину дня должны были подъезжать машины, чтобы забрать студентов на короткие зимние каникулы. Некоторые ребята из других городов оставались в Аудиториуме, если не успевали добраться до родни или договориться о совместном праздновании с местными.
Я бесшумно поднялся на нужный этаж и, проскользнув между двумя кадками с гигантскими фикусами, принялся искать комнату Ирки. Связаться с ней ментально так и не удалось, а ночью у лестницы в женское крыло бдела Порфириевна — самая лютая из вахтерш, мимо которой даже мошка не пролетит. Слабые ранги силы на нее не действовали — видать, надыбала защитный артефакт, а использовать силу высоких уровней так открыто я не рискнул. С моим послужным списком с администрации станется придумать какое-нибудь наказание, и это окончательно разрушит планы на примирение с Ирэн.
Поэтому я крался в женский корпус ранним утром, дождавшись, пока Порфириевна уйдет гонять чаи с баранками.
Найдя нужную дверь, я аккуратно постучал. Прислушался — тишина. Мне это показалось странным, ведь обычно девчонки постоянно щебетали и должны были бурно обсуждать прошедшую вечеринку. А здесь было тихо, как в склепе. Неужели ошибся комнатой? Нет, вроде та самая…
Я сверился с часами — ну нет, точно должны были уже проснуться и вовсю собираться. Самое время для чемоданов.
— Ничего не перепутали, ваше сиятельство? — прозвучал мелодичный женский голос за моей спиной.
Я резко обернулся. Марианна Перовская в едва прикрывавшем срам домашнем халатике стояла предо мной, держа несколько пустых холщовых мешков для белья.
— И тебе доброго утра. Мне нужно поговорить с Ирой.
Перовская состроила гримасу глубочайшего сожаления.
— Ох, Соколов, боюсь, не получится.
— С какой радости?
— Это невозможно. Если, конечно, ты сейчас не отрастишь крылья или не оборотишься птицей.
— Хватит болтать. Где она?
Перовская глянула на маленькие часики на запястье.
— Полагаю, уже у себя дома, — театрально вздохнула она. — Бедняжка так разволновалась после твоей вчерашней выходки, что решила не терять ни минуты. Ирэн уехала ночью — я сама провожала ее до автомобиля.
Наверняка и это было работой Перовской. Стерва была готова на что угодно, лишь бы лишить меня возможности объясниться с Иркой и изолировать ту от остальных.
— Куда она поехала? — зарычал я, надвигаясь на Перовскую. Всего на миг в ее глазах промелькнул страх, но она быстро взяла себя в руки. Видимо, мою рожу так перекосило, что даже эту спесивицу проняло. — Куда?