В интересах государства. Возвышение
Шрифт:
А что до Аспиды — пусть уж лучше пытаются бить прямо по мне. Из всей семьи у меня были самые оптимистичные шансы отбиться.
— Ладно, Михаил. Вечером тебя отпустят. После девяти.
— Почему так поздно? — возмутился я.
— Потому что вечером народу глазастого поменьше.
Я насупился. Вот же ж блин. А я-то надеялся помчаться во Всеволожск, упасть на хвост Бестужеву и послушать, что скажет наш Борька-химик. Обломинго. Но сильно давить на Корфа я не стал — шеф и так пошел мне навстречу. Следовало
Тайный советник попрощался и вышел, а я остался наедине с листом, откуда на меня глядел плохо пропечатанный сын Романа Львовича.
На кой черт тебе это сдалось, а, Борька? Неужели решил подзаработать нечестным путем? Или зуб на нас точил? Будь это какой-то левый человек, я бы понял — ничего личного, просто незаконный заработок. Но Петренко никогда не были склочниками, не подавали нам жалоб, да и волю отца и деда исполняли исправно, насколько я знал.
Была ли у этого Борьки какая-то личная неприязнь к моему роду?
После обеда я скучал, медленно перелистывая Ветхий Завет, когда почувствовал щуп ментального канала, протянувшегося к самой моей голове.
“Михаил Николаевич, добрый день”, — прозвучал мягкий голос Бестужева. — “Не отвлекаю?”
Я не выдержал и расхохотался. О да, я же тут судьбу мира вершу, сидя в камере!
“Что вы, Гавриил Петрович, я всецело ваш. В ваших казематах, знаете ли, маловато развлечений. Вы по поводу Бориса Петренко?”
“Именно. Полагаю, шеф уже поделился с вами новостями”
“Ага. И про Бронштейна, и про Саню Шельмеца, и про этого Борьку. Чем могу помочь?”
Дознаватель помедлил.
“Я сейчас изучаю материалы, которые собрали коллеги из полиции. Пока еду во Всеволожск, готовлюсь. Вы не подскажете, как часто Борис заменял отца?”
“Вопрос лучше адресовать не мне, а сестре. Но, насколько мне известно, не очень часто. Пару раз в месяц, не более. Наш сторож старался не пропускать лишних смен. А почему такой вопрос?”
“Кажется, этот юноша оказался весьма ушлым. Когда начали раскапывать происшествия на полигоне, обнаружили, что было несколько проникновений на территорию. Воровали, но по мелочи. У меня возникло подозрение, что младший Петренко мог быть к этому причастен. И я хотел сопоставить выяснить даты его выходных и рабочих дней, чтобы сопоставить со случаями краж”.
“Сдается мне, не своей работой вы занимаетесь, Гавриил Петрович”, — ответил я. — “Кражи — все-таки дело полиции”.
“Но одна из них была по нашему профилю, так что приходится проверять и остальные”.
Да уж. Бестужев был упертым и копал не только вглубь, но и вокруг. Да только не казалось мне, что Борька был замешан в делах Аспиды. Скорее просто под руку попался и пострадал за это. Карма в действии. Особенно если предположить, что парень просто подворовывал по мелочи и сбывал это заинтересованным лицам.
“Что ж, сожалею, что не смог помочь”, — сказал я. — “И вас не затруднит связаться со мной после опроса пациента? Очень уж интересно, что он расскажет”.
“Всего без разрешения начальства доложить не смогу. Тайна, сами знаете”.
“Мне в общих чертах. Я не настаиваю”.
“Договорились”, — улыбнулся в моей голове Бестужев и оборвал канал.
Как я дотерпел до девяти вечера, не знаю. Прыгал на кровати как на иголках, считая минуты до освобождения. Даже ужин, что заботливо принес охранник, почти не съел — душа требовала воли.
Наконец дверь моей камеры открылась и меня пригласили на выход. Вернули ключи от Вити и прочее барахло. Я взглянул на часы — пора было возвращаться домой. И что-то Бестужев не торопился со мной связываться.
Я дошел до автомобиля, связался с отцом и предупредил о возвращении. Ольга, по моим прикидкам, должна была вернуться завтра или послезавтра — как раз чтобы успеть на примерку бального платья и подготовиться к мероприятию.
Лишь бы все получилось с рыбкой. Если план провалится, нам несдобровать.
Я медленно повернул ключ зажигания и выехал по мосту на Петроградку — в самое начало Каменноостровского. И только набрал скорость, как сила отреагировала на ментальный зов.
“Это Бестужев”, — сухо, теперь с совсем иными интонациями представился дознаватель. — “Вы просили сказать, как прошел допрос”.
“Спасибо. Я слушаю”.
“Где вы сейчас, Михаил Николаевич?”
“Выехал с Петропавловки, еду домой”.
“Вас не затруднит сделать остановку во Всеволожске? Я бы предпочел побеседовать наедине”.
“Конечно. Как подъеду к больнице, сообщу”.
Бестужев ни слова не сказал о допросе, но его тон вызвал у меня беспокойство. Гавриил Петрович был не робкого десятка и лишних эмоций себе не позволял. Да и вообще обычно старался держаться позитивно-нейтрально. Сейчас он был как минимум раздосадован.
Неужели картинка не сложилась?
Я притопил педаль газа и пронесся мимо Аудиториума так быстро, что едва вписался в поворот на мост к Выборгской стороне.
— Поспешим, Витя, — сказал я, крепче ухватившись за руль. — Покажи мне все, что можешь.
***
Пятиэтажный прямоугольник местной больницы встретил меня жутковатой иллюминацией: несколько букв на вывеске не горели, поэтому всяк входящий читал жизнеутверждающее “ВСЕВОЛОЖСКАЯ БОЛЬ”.
Я припарковался перед входом и сообщил Бестужеву о прибытии.
“Две минуты”, — коротко отозвался дознаватель.
Ожидая его, я пялился на стеклянные двери входа, но, к моему удивлению, Гавриил Петрович вышел из небольшого двухэтажного корпуса. И сразу же закурил на ходу.