В каком году что случалось с поэтами
Шрифт:
Державин, познакомившись с новым направлением, романтическим, и сам пытается что-нибудь обмароковать в этом ключе:
"Царь жила-была девица,
Шепчет русска старина,
Будто солнце светлолица,
Будто тихая весна. Очи светло-голубыя,
Брови черныя дугой.
Огнь - уста, власы - златые,
Грудь - как лебедь белизной" и т.п.
– - пишет он в своей балладе, или, как он сам называл романсе.
Но клеилось что-то плохо. И хотя поэт скрывал это от других, сам себе он признался, что устарел:
Тебе в
Я ветху лиру отдаю;
А я над бездной гроба скользкой
Уж преклони чело стою
было обнаружено уже после смерти поэта в его черновиках, набросанных дрожащей страческой рукой где-то на полях.
Беранже избирают в Национальное собрание, откуда он отмотав 8 дней на нарах депутата, совершает побег.
"Мои шестьдесят восемь лет,- писал он в своей просьбе о демиссии,- мое изменчивое здоровье, привычки моего ума, характер, испорченный дорого купленной, но продолжительной независимостью, делают для меня невозможной слишком почетную роль, предлагаемую вами, любезные сограждане. Я могу жить и думать только в уединении. Я умоляю вас поэтому, оставьте меня в моем уединении. Вы говорите,- я был пророком. Хорошо, но пророку приличествует пустыня! Петр Пустынник был самым плохим предводителем крестового похода, который он проповедовал так мужественно. Оставьте меня умереть, как я жил, не превращайте в плохого законодателя вашего друга, доброго и старого певца"
69 лет. Гюго от республиканцев избирают в Национальное собрание. И как боевой конь при звуках трубы он тут же бросается в бой. Еще пылает франко-прусская война, а мсье Виктор издает клич с призывом народам Европы собраться вместе и выработать законы, чтобы отныне не было войн, по крайней мере, между цивилизованными народами. Этот поэт, обладавший деловой хваткой и отнюдь не страдавший избытком наивности, всегда с пылом и жаром бросал вызов или призыв всему человечеству, уверенный что громовой глас поэта не останется без ответа. Когда поэт выступил с этим заявлением на заседании парламента, его подняли на смех, после чего он, вопреки призыву Гарибальди не делать этого, покинул депутатское кресло с горда поднятой головой.
Можно, конечно, посмеяться. А можно вспомнить, сколько инициатив Гюго нашли продолжение и не остались гласом вопиющего в пустыне. После "Собора ...матери" (какой, какой матери? Парижской. Бо-го- матери) в Министерстве культуры была создана специальная комиссия по сбору сведений о памятниках средневековой культуры, их охране и реставрации. Гюго не сказал ничего нового. Уже 60 или 70 лет существовали общества в Англии и Франции, проповедовавше те же идеи, но так и не вырвавшиеся из узких рамок пристанища для чудаков и антикваров, и только после воззвания Гюго дело сдвинулость с мертвой точки и перешло в практическую плоскость.
70 лет. Беранже пишет свои последние песни Среди них свое завещание "Прости", трогательное заключение его славной литературной карьеры:
Час близок. Франция, прости, я умираю.
Возлюбленная мать, прости.
Как звук святой,
Сберег до гроба я привет родному краю.
О! Мог ли так, как я, тебя любить другой?
Тебя в младенчестве я пел, читать не зная,
И видя смерти серп, над головой почти,
Я, в песне о тебе дыханье испуская,
Слезы, одной твоей слезы прошу.
Прости! Когда стонала ты в руках иноплеменных,
Под колесницами надменных королей,
Я рвал знамена их для ран твоих священных,
Чтоб боль твою унять, я расточал елей...
72 года. Не бывает атеистов под пулями. И сколько охальничал Лафонтен над святошами, сколько игривостей по части морали и набожности он допускал. А тут умирает его покровительница, мадам де Саблье, его отстраняют от заседаний в Академии (исключать нельзя: они ведь зовутся "бессмертными"), сам он серьезно заболевает. И куда подевалась его игривость? Как в воду забвения канула. Он принимает причастие на случай смерти, он пишет покаянное письмо в Академию, он осуждает свои сказки и новеллы (басни). 73 года. Умирает Державин. На его письменном столе находят начатое, и, думаю, к счастью, так и незаконченное стихотворение, одну из жемчужин несмотря на незаконченность, русской поэзии: "Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей. А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы"
74 года. Рескин, влиятельнейших в викторианской Англии литературный авторитет, помещает Эдварда Лира в число выдающихся авторов XIX столетия. Это не только признание лично Эдварда Лира. Это свидетельство того, что европейская культура начала впадать в детство, и образец искусства стала вдруг искать в примитивных обществах, маргинальных кругах или в детских считалках, как в случае с Лиром.
75 лет. Браунинг -- никак не хочет отставать от творчества. Он пишет нечто совершенно необычное; Parleyings with Certain People of Importance in Their Day. Это диалоги, в которых он разговаривает с давно ушедшими людьми, как со своими когда-то знакомыми, так и жившими задолго до него.
Употребив слово "необычное", мы заскользили против истины, ибо на память сразу же приходят имена Лукиана, Литтлтона, Фенелона. Но для английской публики, уже подпорченной духом реализма и позитивизма такие диалоги с мертвецами отдают насмешкой. Поэт сам испугался своей смелости и вернулся к традиционным формам. А зря.
76 лет. Неуемный характер Рабиндраната Тагора не оставляет его и в старости. Молодость он посвятил поэзии, зрелый возраст прозе и театру, в старости двинул в сторону науки. Он издает сборник "Наша Вселенная" ("Visva-Parichay") своих исследований по биологии, астрономии, физике. Иронически улыбнутся: ну и что там наоткрывал Тагор. Для науку, возможно, и ничего Для себя много. И для читателя. Тагор придерживался античного взгляда на науку, в новое время пропогандировавшегося Жан-Жаком Руссо. Нужно не придумывать дорогие приборы и опыты, а смотреть и наблюдать своими глазами и подключать, к тому, что наблюдаешь свои мозги. Возможно, это прошлое науки, но, возможно, это и ее будущее. 77 лет. Превратности старческого возраста. Анна Ахматова в начале февраля попадает в больницу, 19 февраля уже выписывается, 3 марта подоспевает путевка подмосковный кардиологический санаторий, а в ночь с 4 марта на 5 в этом санатории и умирает. В последней записи в дневнике она жалеет, что не захватила с собой в санаторий Библии. 78 лет. Прославился в свои 78 лет и Галиб, став героем анекдота, популярным в Пакистане, как у нас рассказы о шалаше в Разливе или броневике, как трибуне. На чествовании своего коллеги Галиб прямо брякнул ему в лицо: "Как Сабхаи может быть хорошим поэтом? Он никогда не пробовал вина, он не играл в кости, его не били туфлями обманутые мужья его любовниц, его никогда не таскали в суд?" Сам Галиб был и азартным игроком в кости, и пьяницей и все прочее. Ну что сказать? Душа у этого поэта была молодой, а вот ума к старости он так и не нажил. Лев бы Толстой подобной петушиной глупости не одобрил. 79 лет. Умирает Стафф. Последняя книга стихов, почти подготовленная к печати, уже выходит после смерти. "Это был, как всегда, новый Стафф", -- пишет биограф.
– - "Удивляла предельная простота последних стихотворений, почти лишенных всяких признаков 'поэзии' Заключительному циклу книги Стафф предпослал фразу из польского букваря: 'У Али кот (="мама мыла раму")'". Поэт после 35 -- это, как правило, нонсенс. Но те поэты, которые доживают до глубокой старости -- им порой открывается подлинная поэзия, которая без метафор, сложных рифм и размеров -- всех этих погремушек юности. "Люди в мои годы умирают,