В капкане у зверя

Моран Маша

— Ты же художница… И всегда ею была… Вот и рисуй…

Дымка начала развеиваться. Шаманки уходили, оставляя Аню в одиночестве. Но словно в опровержение этих мыслей, она вдруг услышала автоматную очередь, мужские крики и голос Давида, отдававшийся эхом в голове. «Хоть бы ты жила… Выживи для меня…» Аня испуганно обернулась. Но вокруг по-прежнему все стояли неподвижно. Будто живые скульптуры. Только Снежана продолжала шептать. Она криво ухмыльнулась:

— Ждешь кого-то? Никто не придет. И он тоже…

А он и не должен приходить. Она все это делала именно для того, чтобы он остался в живых, как можно дальше отсюда. Вытянув измазанную в краске

руку вперед, Аня представила, что берет кисть, что мир вокруг — натянутый на раму холст, а Снежана… Снежана ее модель. Та, кого Аня нарисует, поместив в сказочный и пугающий мир. Аня представила темный лес. Высокие прямые стволы деревьев, упирающиеся кронами в небо, сырую влажную землю, изрытую насекомыми. И одинокую Снежану, бредущую в сумраке. Ни тропы, ни проводника, ничего… Снежана на ее воображаемой картине обязательно заблудится среди деревьев-близнецов. Она будет в страхе плутать, пытаясь найти путь. На ее лицо будет липнуть паутина, а в волосах запутаются пауки. Стрекотание жуков будет оглушать ее в давящей тишине смертоносного леса. Черви будут заползать в обувь. А из темноты за ней будут следить желтые круглые глаза-луны. Снежана на картине будет слышать их хриплое дыхание и видеть блеск длинных зубов. И она будет знать, что за ней наблюдают те самые первые, первобытные волки, которые еще не могла обращаться в людей. Которые были страшны и огромны, и одержимы жаждой крови, жаждой убийства людей, попавших на их территорию. И Снежана с Аниной картины будет прекрасно понимать, что ей не убежать. Что ей просто некуда бежать. Что волки лишь играют с ней, выжидая, забавляясь ее страхом, наслаждаясь тем, как он перерастает в ужас. Она будет понимать, что они раздерут ее на части, входя в исступление, слушая ее предсмертные крики, пьянея от ее агонии. И от этого их клыки будут еще сильнее вгрызаться в ее плоть, рвать, терзать…

Аня в мельчайших подробностях представила свою картину. Каждый штрих, каждый мазок, оттенок краски. Выражение ужаса на лице Снежаны. Капающую из волчьей пасти слюну…

Настоящая Снежана вдруг замолчала. Она застыла, как и все вокруг, глядя куда-то в пустоту, а потом неожиданно начала размахивать руками, словно ослепла. Она терла глаза и неуклюже дергалась. Ноги заплетались друг о друга. Аня отшатнулась, когда Снежана, вытянув руки вперед, двинулась к ней. Шаманка Богдана бешено вертела головой и тихо рычала, совсем, как зверь.

— Что… Что ты со мной сделала, дрянь?! Где ты?.. Я тебя все равно найду!.. Тебе не спрятаться, трусливая сука…

А потом она упала на землю, как будто кто-то невидимый прыгнул сверху и сшиб ее с ног. Снежана истошно завопила, и в этот момент все пришло в движение. Дождь обрушился на головы, вооруженные захватчики начали озираться по сторонам. Богдан с Денисом непонимающе переглянулись. Снежана каталась по земле, кричала, срывая голос, и пыталась ползти. Ее пальцы взрывали землю, тело дергалось в страшных конвульсиях. Она молила, чтобы ее отпустили. Богдан бросился к своей шаманке, не замечая никого вокруг. Аня же подбежала к Свете, которая сидела на земле и, тяжело дыша, держалась за живот. Она дрожала то ли от холодного дождя, то ли от боли. Аня опустилась на колени рядом с ней:

— Все будет хорошо. Потерпи чуть-чуть, слышишь?

Света всхлипнула. В ее глазах не отражалось ничего.

— Они убили Андрея…

Аня замотала головой.

— Нет, конечно же, нет… Он живой… Просто без сознания.

Ее голос предательски дрожал, срываясь на плач. Ложь была так очевидна, что противно стало от самой себя. Но Света почему-то ей поверила. Ее глаза зажглись надеждой, а на щеках выступил румянец.

— Правда?

— Конечно, правда… Рана не серьезная… Он скоро придет в себя. Моя бабушка ведь была врачом. Я в этом разбираюсь.

Света согласно закивала, но вдруг перевела испуганный взгляд за Анину спину. Аня обернулась. Богдан впился в ее плечо и дернул вверх, ставя на ноги:

— Что ты с ней сделала, сука? А?

— Я нашел их в доме шаманки… — Денис возник рядом, задумчиво осматривая Аню. — Может она…

Аня не дала ему договорить. Она громко рассмеялась. Смех рвался наружу из самой глубины ее тела, и его невозможно было сдержать. Она снова видела кино. Немое черно-белое кино. Кадры двух никчемных жизней, прожитых и растраченных впустую.

— Чего ты ржешь, тварь?! — Денис снова дернул ее за волосы, брызжа слюной в лицо.

Аня рассмеялась еще громче:

— Ты никогда не станешь таким, как он… Никогда… Все твои женщины всегда будут хотеть его… Даже твоя мать ставила его тебе в пример… Ты не такой красивый, как он… Не такой богатый… Не такой успешный… И ты вечно будешь проклинать тот день, когда понял, что слабее его… — Смех перерос в истерику, а голос превратился в крик. — Ты так долго думал, что самый сильный… Верно?

Аня улыбнулась улыбкой умалишенного. Видения сменяли друг друга со скоростью света. Но она все равно успевала улавливать суть.

— А оказалось, что это лишь подачка от него… Он позволял тебе думать, что ты сильный… А на деле… Права была Кристина… Ты — кровавая размазня.

Денис открыл пасть и с леденящим кровь рыком бросился на Аню. Богдан ловко перехватил его.

— Угомонись, идиот!

Рядом уже стояла охрана. Дениса схватили в охапку и оттащили в сторону. Богдан снова повернулся к Ане. В ее руку впились острые когти.

— Значит, шаманка? — Он осмотрел Аню с головы до ног. — И суженая… Я думал, у него есть вкус. А он подобрал оборванку…

Боль и страх притупились. Аня смотрела Богдану в глаза, не отворачиваясь. Черно-белый фильм Дениса сменился. И теперь она смотрела другое кино.

— Не тебе, смешавшему дочь с грязью, так называть меня… — Мускул на лице Богдана едва заметно дернулся. — Давид никогда не станет твоим сыном… И мужем Лены не станет… Тебе не привязать его к себе. Не получить его стаю… И никогда не добиться того, чего смог добиться он…

— Заткнись, потаскуха!.. Я тебе глотку вырву… — Его мерзкий голос пробирал до костей. — Я подарю ему на свадьбу с Леной тебя. В коробке. Порезанную на куски. Думаешь, что он тебя защитит? Спасет от меня?

Аня рассмеялась, ловя губами хрустальные капли. Она хотела сказать, что Давид не станет его сыном, даже если Богдан сам попытается выйти за него. Но не успела. Сквозь шум дождя прорвалась приглушенная автоматная очередь. Аня видела, как побледнело мокрое лицо Богдана. Как затряслись щеки, и вздулась вена на лбу. Она попыталась вырваться, обернуться, чтобы понять, что происходит, но пальцы Богдана сомкнулись на ее шее. Когти снова впились в кожу. Похоже, он вознамерился претворить свою угрозу в жизнь. Аня решила смотреть смерти в глаза. Она не зажмурится в страхе. Не будет рыдать и умолять. Она попытается дать последний бой. Нарисовать последнюю картину… По спине прошли мурашки. Странная дрожь предвкушения и надежды. Холод дождя не мог совладать с жаром, внезапно разлившимся внутри. Так было всегда, когда рядом оказывался…