В капкане у зверя
Шрифт:
— А знаешь что… сегодня у нас будет необычная ночь… Такого мы еще не делали…
Давид поднял брови. Он видел, что Аня что-то задумала, но против воли кровь все равно быстрее побежала по венам. Даже спустя столько лет их брака он не мог реагировать на нее спокойно. И никогда не сможет. Пора с этим уже смириться. Но он до сих пор удивляется, насколько сильно зависим от этой женщины. Он был дураком, когда считал, что они связаны лентой. Нет… Они просто две половины одного целого. Неотделимые друг от друга. Аня — его душа.
Давид прокашлялся, выныривая из омута мыслей:
— Так что мы еще не делали?
Аня коварно улыбнулась:
— Я буду учить тебя пользоваться презервативами. Ну, знаешь,
Давид расхохотался. Все, кто собрался в огромном стеклянном павильоне, удивленно уставились на него. Ну а как же?! Обычно серьезный и резкий, он вдруг смеялся. В повисшей тишине его смех действительно звучал необычно. Зловеще. Давид замолчал, поняв, что вся стая пялится на него, открыв рты. Он поднял брови, молчаливо давая понять, что пора им заняться своими делами. Точнее, своими бокалами. Повернувшись к Ане, он хотел ответить, что с удовольствием научится всему, чему она будет его учить, но так не выдавил из себя ни слова. Аня смотрела на него со странной смесью нежности и боли. Давид нахмурился:
— Не надо на меня так смотреть.
— Ты редко смеешься. Каждый раз, когда вижу твою улыбку, хочется запомнить ее навечно.
— Я много смеюсь.
Аня покачала головой. Длинные рыжие локоны покачнулись, завораживая Давида блеском.
— Ты слишком серьезный. Особенно, в последнее время. — Аня коснулась его лба, разглаживая морщину между бровей. — Ты же знаешь, все будет хорошо.
— Нет. Не будет.
Одной рукой Аня обняла его за плечи. Другую положила на грудь. Тепло ее пальцев проникло сквозь рубашку, прожгло кожу. Давид откинул голову назад, делая глубокий вдох, впитывая в себя сотни запахов, выискивая среди них краски, известь и виноград. Он уже давно не мог жить без них.
— Давид, восемь лет прошло.
— Я знаю, сколько прошло.
— Тогда ты должен знать, что во всем случившемся виновата не только Юля. — Аня говорила тихо и спокойно. Но в ее голосе слышалась та самая твердость, которая когда-то покорила его.
Которая покорила всю стаю! Теперь они души в ней не чают и не могут жить без нее.
— Она была орудием Богдана. И не понимала, что творит.
— А должна была…
— Отношение твоих родителей сделало тебя сильнее. А ей — повредило. Это не ее вина, что она запуталась.
Давид уперся локтями о колени. Уже давно он рассказал Ане о своем детстве. Признался в том, как было тяжело. Как его не понимала ни стая, ни собственные родители. Сначала он не хотел ей говорить. Вышло как-то само собой. И Аня поддержала его. Поддержала, как ни один живой человек. В редкие визиты родителей она всегда оставалась на его стороне, даже если он был груб или неправ. Но наедине она высказывала ему все, что думает и даже пыталась отлучить от секса. Давид ухмыльнулся.
— А представь, каково будет Андрею и Свете, когда она приедет? А Артур? Он придет в бешенство. Полина едва жива осталась. И у Марины наверняка съедет крыша.
— Давид… Ты просто ищешь повод. Все согласились на ее возвращение.
Давид окинул взглядом павильон. Сегодня они отмечали начало Охот и годовщину объединения двух стай, когда Давид стал еще и вожаком волков Богдана. После победы в той драке по волчьим законам стая убитого вожака переходила к нему. Сначала он не хотел принимать тех, кто едва не уничтожил его людей. Но они сами склонили перед ним головы. К тому же, они выполняли приказ, как его убедила Аня. Но всех в отряде захвата он все же наказал, продемонстрировав, что к его волкам лучше не соваться. Теперь Давид был вожаком самой крупной стаи в России. А кто-то из бывших людей Богдана даже придумал праздновать. И вот теперь все они собрались в огромном павильоне
Но ни Света, ни Андрей не были против Юлиного возвращения и участия в Охотах. Они восприняли новость совершенно спокойно. Артур, который в одиночку уложил пятерых, пытаясь спасти Полину, тоже отреагировал нормально. И даже Марина, несколько дней сражавшаяся за свою жизнь, не была против Юлиного приезда. Сейчас она лихо отплясывала с мужем, помощником Давида — Димой, и выглядела вполне счастливой. Похоже, никто, кроме него самого, не переживал из-за Юлиного приезда.
Аня ласково сжала его плечо:
— Вот увидишь, все пройдет хорошо. И Стас, и Кнут говорят, что она очень сильно изменилась.
— Люди не меняются.
— А звери?
Давид обернулся. Аня смотрела на него с нежной улыбкой. Она как будто вся светилась. Он не знал, в чем дело: в беременности, шаманстве или в таланте. Но она просто излучала нежное сияние. Как луна, оберегающая каждого из своих сынов.
— Я не хочу навлекать опасность на всю стаю.
— Давид, пойми… Вокруг нас тысячи опасностей. Но все вместе мы с ними справимся. Ты защитишь стаю. Ты всегда ее защищаешь. И защитишь меня. А я уничтожу всех, кто попробует причинить вред тебе.
Давид едва удержался от того, чтобы радостно завыть. Его переполняло дикое нереальное чувство радости. Какое-то сумасшедшее счастье. Аня действительно защищала его. После нападения на Крельск он не мог спать спокойно. Каждая ночь, как жуткий кошмар. Раз за разом во сне всплывали картины того, что происходило в поселении. Испуганная Аня. Когти Богдана на ее шее. Повсюду кровь и тела его людей… Он просыпался, наполовину обернувшись. Вся мебель была исполосована когтями. А пульс зашкаливал за две сотни ударов. Будь он человеком, давно бы сдох. Но Аня всегда была рядом. Всегда. Он пытался заставить ее уйти, чтобы не ранить во сне. Прогонял, кричал. Потом уходил сам. Пробегал сотню километров, чтобы обезопасить ее от себя, но каждый раз, открывая глаза, видел ее рядом с собой. Как бы далеко он ни ушел, она всегда находила его. Будила тогда, когда он уже готов был разодрать собственную грудную клетку. Она прогоняла все его кошмары. Нежными прикосновениями и поцелуями. Дикой животной страстью. Детскими колыбельными. Сказками… Он засыпал и видел только Аню среди ярких листьев и спелых гроздей винограда. Потом в его сны вошли их дети. Смелый и сильный Дима. Мечтательный и веселый Саша. Маленькая принцесса Анфиса. Он боялся потерять их. Боялся потерять свою СЕМЬЮ. Страх, что однажды Ани и детей может не стать, убивал его. Что если вновь случится беда?! Что если в этот момент его не будет рядом?! Он понимал, что выглядит, как параноик, но упорно окружал их вооруженной армией, если не мог быть рядом.
— Я все понимаю. — Он устало потер глаза. — Но… Увидеть ее здесь, все равно что вернуться в ТОТ день…
Ну вот, он признался в собственной слабости. В собственных страхах. Какой он после этого вожак?
Аня грустно улыбнулась:
— Знаешь, что самое ужасное в этой ситуации?
Давид вопросительно поднял брови.
— И ты, и она — вы оба мучаетесь. Юля ненавидит себя за то, что совершила. Ты ведь знаешь, что она пыталась сделать… — Аня замолчала. Ее лицо стало мрачным, взгляд тяжелым. — Несколько раз, Давид. Ужасными способами.