В катакомбах Одессы
Шрифт:
И снова, теперь уже очень надолго, прервалась радиосвязь Центра с Одесскими катакомбами. Но люди продолжали жить и бороться, оторванные от Большой земли.
Блокада Одесских катакомб, в которой участвовала румынская дивизия, тяжело отразилась на жизни катакомбистов. На исходе были продукты, иссякли боеприпасы, люди слабели, болели цингой, и надо было решать, что делать. Решили послать своих людей в Савранские леса, расположенные в двухстах километрах от Одессы. Там действовал большой партизанский отряд, который, надеялись, может оказать помощь катакомбистам. На связь с партизанами пошли Яков Васин, старый шахтер
Перед тем как уйти в Савранские леса, Гаркуша вызвался проводить нескольких партизан к подпольщикам из Пригородного райкома партии. Их лагерь располагался в нескольких километрах от бадаевского, но идти туда надо было запутанными подземными лабиринтами, что увеличивало расстояние почти вдвое.
Очевидно, если ориентироваться по часам, в степи над катакомбами занималось предрассветное утро, когда маленькая группка партизан-катакомбистов тронулась в далекий путь. Гаркуша уверенно вел людей. В подземельях он, казалось, с закрытыми глазами мог найти дорогу в любой, самый отдаленный район катакомб. Знал хорошо катакомбы и парторг отряда Зеленский, еще мальчишкой бродивший здесь в подземельях, и все же партизаны несколько раз останавливались в пути, советовались, разглядывали маркшейдерские знаки, написанные на стенах, и шли дальше. Шли с одним зажженным фонарем, остальные, пригашенные, держали в запасе.
Через несколько часов, наконец, приблизились к райкомовской базе. Дальше Зеленский и Белозеров пошли одни. За поворотом их кто-то окликнул, предложил остановиться. Это был пост охраны.
В большой пещере с высокими сводами, куда не доходил свет мерцающих фонарей, царили суматоха и беспорядок. Подпольщики складывали оружие, паковали вещи, видимо, готовились к уходу, закапывали то, что не могли захватить с собой.
— Что за люди? — не сразу узнав пришедших, спросил Азаров, секретарь подпольного райкома. Стоя на одном колене, он затягивал огромный рюкзак.
— Бадаевцы, товарищ секретарь… Записываться на прием, или так можно? — шутливо ответил Зеленский и выступил вперед.
— Гляди-ка, легки на помине! — оживился Азаров. Он поднялся с земли и пошел навстречу. — Видали, что у нас здесь творится! Я только что собирался к вам нарочных послать. Иначе бы вы нас не нашли… Пойдемте поговорим… Товарищ Горбатов, — Азаров обратился к одному из подпольщиков, — позови нашего гостя, да и сам зайди, оторвись на время.
Через минуту Горбатов вернулся в сопровождении незнакомого человека в ватнике, в солдатском треухе и в стоптанных кирзовых сапогах. Был он выше среднего роста, с коротко подстриженными усами, они щеточкой прикрывали только середину верхней губы. По виду ему можно было дать лет тридцать пять, не больше. Он снял кожаную перчатку и поздоровался.
— Олег, — назвал он себя. — Здравствуйте, товарищи!
— Олег Николаевич? — удивленно спросил Белозоров.
— Он самый…
— А я вас так и не мог найти в городе.
— Не удивительно… Теперь я банковский служащий, а был коммерсантом. Так вошел в роль, что даже в катакомбах хожу в перчатках… Чтобы не огрубели руки. —
Он сказал, что после ареста Бадаева возникла опасность, как бы гестапо и сигуранца не раскрыли другие звенья одесского подполья. Поэтому нужно сменить дислокацию, спутать карты противнику, изменить метод работы. Бадаевской группе надо сегодня же покинуть базу и объединиться с подпольщиками Пригородного райкома партии.
— Как вы ни устали, товарищи, — закончил Олег Николаевич, — но возвращаться надо, поднимайте людей и переходите на новое место.
Олег Николаевич объяснил, где должны встретиться обе группы, и попросил поторопиться. Говорил он четким, штабным языком, и Анатолий Белозеров определил: Олег Николаевич — человек военный….
Через несколько часов парторг и Белозеров возвратились на базу. По боевой тревоге отряд поднялся и ушел в неизвестном направлении.
А Яков Васин со своими спутниками две недели пробирались к Савранским лесам.
Маршрут наметили твердый — идти на Гнилково, на Карпово, Любашовку, Бандурово… За Гнилковом решили разойтись по одному, идти всей группой было рискованно. Условились встретиться в Бандурове.
Перед Маяками Васин свернул на проселок, двое продолжали идти вместе, и тут их настигла беда — перед селом наткнулись на засаду жандармов.
Даже и сами не поняли, как это получилось: прямо на дороге, вышли из кустов — и жандармы арестовали их.
— Ну, кум, попали мы с тобой, как куренки, даром что старые. — Гаркуша успел это шепнуть своему спутнику, когда их вели в Маяки. — Теперь мне поддакивай, прикинемся дурнями, может, вылезем…
В жандармском отделении арестованных допрашивал начальник поста плутонер Орхей, толстый, неповоротливый, усатый жандарм, удивительно напоминавший Гаркуше полицейского урядника, что служил у них до революции. Такие же глаза навыкате, седые волосы бобриком. Тот, конечно, теперь постарше был бы, и фамилия другая.
Начальник жандармского поста сам себя назвал:
— Я плутонер Орхей, начальник поста. Что вы на дороге, собаки, делали?.. Ну? — Румынский начальник говорил без переводчика, в Бессарабии многие говорили по-русски, а плутонер Орхей, судя по выговору, был из тех мест.
— Мы, ваше благородие, в село шли, покушать хотели, — Гаркуша старался говорить как можно деликатней, подбирая слова, приходившие ему на память из обихода далекого прошлого. — А господа полицейские арестовали нас.
Орхей сидел за столом в просторной хате и подозрительно разглядывал доставленных к нему арестованных. Не могло быть сомнения, что они вышли из катакомб, — оборванные, худые, заросшие бородами. Из Овидиополя не раз предупреждали — внимательно выслеживать катакомбистов.
— Катакомбисты? — спросил Орхей.
— Не понимаю, ваше благородие… Неграмотные…
— Вы из катакомб пришли?
— Так, так, — закивал головой Иван Гаврилович. Медерер тоже поддакнул. — Из катакомбы. Жили мы там, ваше благородие, теперь сбежали. — Гаркуша прикинул — запираться не стоит. Откуда еще они могли прийти в таком виде.
— Почему так? Не понравилось под землей? — Орхей усмехнулся.
— Точно вы сказали, ваше благородие, — оживился Гаркуша, — не нравится нам. Народу много, а кушать нашему брату — во! — Иван Гаврилович сложил фигу. — Извините, конечно, за выражение…