В когтях неведомого века
Шрифт:
– Совершенно верно, ваше величество. И все-таки, как это ни прискорбно, я хотел бы вернуться к моей проблеме. Вернее, нашей проблеме.
Король отставил бокал и погрустнел. Это было воспринято лакеями как сигнал к перемене блюд, и сине-золотые ливреи с геральдическими лилиями бесшумно засновали между королевским шатром, разбитым на живописнейшей опушке леса, и остальным лагерем, терпеливо дожидающимся окончания монаршей трапезы. А еще более того – конфиденциальных переговоров с неизвестной особой, настолько инкогнито, что, по слухам, она прибыла на рандеву
В последнее верилось с трудом, но немногочисленные очевидцы свидания описывали это именно так, а также, во что еще более сложно было поверить, что король спешился и собственноручно изволил поднять на ноги «особу», смиренно павшую при его виде ниц. Прослезившись при этом.
Поговаривали, что под видом убогого путника к королю явился на переговоры австрийский эрцгерцог, сломленный мудрой политикой выжидания французской армии в Арденнах. Глухо перешептывались, что этот «инкогнито» – сам Папа Римский, решивший сменить католическую веру на веру протестантскую.
И уж совсем нелепо звучало одинокое уверение, что таинственный гость – дух сожженного в прошлом году колдуна и государственного преступника д’Арталетта, являющийся к королю в третий раз кряду, дабы вымолить прощение и позволение захоронить свой нечистый прах в освященной земле. Утверждавший это барон дю Ширак клялся мощами святого преподобного Вольдемара-на-Горках, что собственными глазами видел сатанинскую смоляную печать на бледном челе загробного страдальца. Увы, дю Ширак имел репутацию записного пьяницы и враля, поэтому ему никто не верил. В просвещенном шестнадцатом веке живем, не в средневековье каком-нибудь!
– Да, да, милый мой д’Арталетт, – горестно кивал головой монарх, задумчиво болтая золотой ложечкой в миске фруктового мусса, смахивающей больше на тазик средних размеров. – Я не менее вашего скорблю о фатальной ошибке, совершенной нашим общим другом, но что я могу поделать? Ссориться с королевой-матерью сейчас, когда, науськиваемые Австрией, опять зашевелились лотарингские принцы, собирают войска во Фландрии испанцы и непонятную игру ведут англичане, смерти подобно. Потерять поддержку Тосканы, этой кости в заднице… – Генрих оглянулся, не подслушивает ли кто, – в горле Австрии и Испании заодно – сделать неожиданный подарок и Филиппу Испанскому, и Рудольфу Австрийскому. Я вообще подумываю жениться на тещиной внучатой племяннице Марии, дабы укрепить союз с флорентийскими Медичи. Да-да, и любезный друг наш Цезарь… ян меня в этом поддерживает.
– Позвольте, – поперхнулся морожеными фруктами Жора. – А как же Маргарита?
– Вы имеете в виду эту дурочку? Ха! Представьте себе, некоторое время назад в Англии правил некий Генрих, мой тезка, так у него было целых шесть жен…
– Но я надеюсь, что вы, ваше величество, не собираетесь следовать за тезкой во всем… – Какой-то комар уселся Георгию на шею, и тому пришлось согнать его вилкой. – Ее величество так мила…
Невинный жест был нисколько не наигран, но король принял его за прямой намек[138]:
– Что вы! Не в полудикой Англии – в просвещенной Франции живем…
– И все же… – Арталетову, конечно, безумно интересно было узнать о тонкостях внешней и внутренней политики королевства, так сказать, из первых уст, но время стремительно утекало. – Может быть, можно все-таки как-то помочь бедному Людовику? Допустим, заменить казнь ссылкой, изгнанием… Временным… Заточением в подвалах Лувра, наконец…
«Этот вариант, конечно, для Леплайсана был бы лучшим из возможных, – подумал про себя наш хитрец. – Во-первых, в обществе Герцога Домино и заблудившихся там королевских водопроводчиков не соскучишься, во-вторых, дворцовые винные погреба, по слухам, неисчерпаемы, а в-третьих, кто лучше шута знает все ходы-выходы во дворце?..»
– Думаете, я не размышлял над этими возможностями? – горько посетовал король. – Размышлял, и не раз. Особенно над последней. Идеальный вариант: и овцы целы, и волки сыты, и можно иногда забежать к приятелю на огонек, раздавить бутылек-другой коньяка столетней выдержки из запасов покойного тестя… Но теща, нечистый бы ее побрал, жаждет крови. И не отступится, пока ее обидчик жив. А я что? Мне приказ о помиловании подмахнуть – раз плюнуть. – Генрих демонстративно плюнул на лысину одного из нерасторопных лакеев, разменявшего на королевской службе восьмой десяток. – Вот так. Да и вы…
– Что я? – спросил Жора, чувствуя нехороший холодок, пробежавший по спине: «Сейчас напомнит о моем неустойчивом статусе недожаренного колдуна и недобитого государственного преступника…»
– Не помните уже? Кто, как не вы, в прошлый свой визит требовали от меня ни в коем случае не миловать Леплайсана и не давать вам грамоты об отмене приговора, даже если вы приползете ко мне на коленях? Вот вы приползли, и я не даю.
– Стоп! – Арталетов почувствовал, что постепенно сходит с ума. – Такое сказал вам я? Вы не ошиблись?
– Именно вы. Как бы я мог перепутать. Прискакали на взмыленном коне, распугали мне всех фазанов, довели до истерики любимого пса Адреналина – кстати, я его назвал с вашей подачи, не помните? Кому я должен верить? Вам утреннему или вам вечернему? Тем более что утром вы явились без шишки на лбу, следовательно, в здравом уме и твердой памяти…
Жора сжал ладонями виски.
– Что с вами? – всполошился король. – У вас нездоровый вид. Для явившегося с того света, конечно, сойдет, но все-таки…
– Я должен прилечь… – пробормотал наш герой, почувствовав вмиг, как все мысли разбегаются из головы вспугнутыми тараканами, и встал, нащупывая на груди «хрономобиль». – Вы правы: мне нездоровится…
– Естественно, мой друг, естественно! – участливо поддакнул король. – Я вот тоже, помнится, лет десять тому назад на охоте врезался на полном скаку в дуб и слег в постель на целую неделю! Сейчас распоряжусь, чтобы вам отвели отдельную палатку и не беспокоили. Куда же вы?
– Я отлучусь на минуту… По естественным надобностям.