В когтях неведомого века
Шрифт:
– Вот и пришли, – вздохнул Блюкало, отпуская руку Арталетова. – Теперь топай сам… Прощевай, завтрашний, не поминай лихом! А если встретишь кого, на мое предложение согласного, – извести уж: за мной не встанет…
– Конечно, извещу! – заверил Георгий и хотел от души пожать зеленую лапу, но тут случилось что-то непонятное…
Вода, заполнявшая легкие и совершенно до того не беспокоившая, будто обычный воздух, внезапно превратилась в нечто настолько жгучее, словно это была концентрированная кислота или расплавленный свинец, и Жоре стало уже не
* * *
Солнце еще только вставало над Сеной, озаряя маковым цветом мелкую рябь, бегущую по свинцово-серому зеркалу, подернутому белесым туманом, будто закипающий ведьмин котел. Час был настолько ранним, что даже пташки, всем известно, недаром зовущиеся ранними, только-только пробовали свои голоса, слегка подсевшие от ночной промозглой сырости. Два человека, понуро бредущих с какими-то длинными палками, вроде удочек, на плечах по бегущей вдоль берега тропинке, казались в этом сонном царстве чем-то совершенно инородным, словно белые медведи в Каракумах или, скажем, твердокаменный коммунист на развеселой ночной дискотеке для сексуальных меньшинств…
– И чего это нас подняли ни свет ни заря? – позевывая, поинтересовался один из одетых в узкие темные платья ранних прохожих, в котором по мятой стальной каске на голове и похожему на бракованное ведерное донышко нагруднику можно было опознать городского стражника.
– Да судно, сказывают, какое-то ночью опрокинулось в половине лье вверх по течению, – рассудительно объяснил второй, постарше, перекладывая на другое плечо свою тяжеленную пику. – Народу перетопло – жуть. Бал был королевский, вот их, наверное, и понесло спьяну кататься…
– Ну, потонули и потонули, – равнодушно заметил первый, засовывая озябшие руки под мышки, чтобы согреться: утро выдалось не по-летнему зябким. – Нас-то что дергать спозаранку? Мы ведь не общество спасения на водах какое-нибудь.
– Ты это… Не болтай языком-то! – сердито одернул мерзляка старший. – Бал КОРОЛЕВСКИЙ был, не понял еще? Не крестьяне, чай, потонули, не наш брат горожанин… Смекаешь? Все больше графья разные да герцоги… А баронов уж вовсе немерено.
– Понятно… – протянул младший, хотя ни черта не понял.
– А раз понятно, то смотри по сторонам: вдруг кого к берегу прибьет.
Младший переварил сказанное и спросил:
– А если найдем кого, что тогда делать?
– Откачивать! Не соображаешь, что ли?
– Не-а…
– Да ничего не делать. Один караулить останется, старший, я то есть, а второй за начальством побежит. Если караулить остаюсь я, то бежишь, конечно, ты. Заодно и согреешься.
Второй стражник со скрипом почесал в затылке.
– Так у утопленника, если он, как ты говоришь, герцог или, на худой конец, граф, золотишка должно быть пропасть. Цацки там разные на шее да на пальцах, ну и в карманах… Я, значит, побегу, а ты тем временем… Не пойдет так, Шарль!
– Ерунды не болтай! –
Где-то возле самого берега, поросшего редким камышом, гулко бултыхнулось что-то крупное, пустив по гладкой речной воде широкие круги.
– Во рыбина была! – восхищенно охнул младший, разом позабыв и про мерзнущие руки, и про богатеньких утопленников, и про их набитые золотом карманы. – Щука, не иначе! Пуда на полтора…
– Сом, – авторитетно заявил Шарль, вытягивая шею, будто рыбина терпеливо ждала его на том же месте. – И не на полтора, а на все три, если не больше! Я вот в позапрошлом году, по осени, разок вышел с острогой…
– Стой! – перебил настроившегося было на долгий рассказ старшего младший. – Вроде бы белеется что-то в камышах!
– Где?
– Да вон там, слепында!
Оба стражника рысцой кинулись назад, к тому месту, которое только что благополучно миновали, увлекшись спором.
На мелководье грудью на суше, ногами в воде лежал ничком некто без шляпы, одетый в роскошный, хотя и перемазанный тиной, светлый костюм, а богатый эфес шпаги у бедра свидетельствовал, что утопленник отнюдь не принадлежал при жизни к «подлому» сословию.
– Ты это… – Шарль, с опаской потыкав лежащего древком пики, подтолкнул своего напарника к телу. – Переверни его, что ли…
– А чего я-то?
– Да я мертвяков ужасть как боюсь…
– И я тоже…
Неизвестно, сколько бы еще препирались двое сотрудников правоохранительных органов средневекового Парижа над телом утонувшего дворянина, если бы оно, то есть тело, не пошевелилось и не приподнялось со стоном на дрожащих руках, извергнув на мокрую траву целый водопад мутной жижи, только с большой натяжкой могущей именоваться водой.
– Живой! – хором воскликнули оба храбреца, торопливо отступая от мучительно избавлявшегося от переполнявшей его жидкости «утопленника». – Свят-свят-свят!..
А из-за соседнего кустика камыша за этой сценой наблюдал, предусмотрительно уйдя в воду по самые брови, сам водяной Блюкало, посмеивающийся в зеленые водоросли усов. Можно считать, что Арталетову повезло дважды: не привлеки речной хозяин внимания стражников-ротозеев своим фирменным всплеском, неизвестно, как повернулось бы дело…
– Ну, живи, живи, Георгий, – пробормотал он, беззвучно погружаясь под воду. – Может, и свидимся когда…
22
Болезнь вызывается подобным и подобным же больной восстанавливает свое здоровье. Врачует больного природа, врач должен помогать… Лихорадка уничтожается тем, что ее вызывает, вызывается тем, что ее уничтожает.
Гиппократ
Ночное приключение обошлось Арталетову в две с лишним недели постельного режима, первые дни которых он провел в горячке…