В космосе холодно
Шрифт:
— Личность подтверждена, — после секундного размышления корабль согласился впустить своего пилота.
— Привет, Вольтурис, — Сол поднялась в кабину и опустилась в кресло. — Бортовой компьютер, запуск. Двигатели, запуск. Диагностика, запуск. Готовность номер один.
Компьютер послушно зашелестел процессорами. Где-то в недрах корабля активировался и зарокотал двигатель. По корпусу прошла лёгкая дрожь.
— Вольтурис, это центр управления полётами, — произнёс динамик. — Старт через сорок три минуты, коридор двенадцать минут.
— Есть, — Сол методично проверяла приборную
Сол ласково погладила шелковистый мех, так, как она гладила бы мурра: между глазками-бусинками.
— И тебе привет, дружище.
В отличие от Вольтуриса, Шушпанчик не отозвался.
— Диагностика завершена, — сообщил корабль.
— Отлично, выведи информацию на монитор.
По синему экрану побежали длинные колонки чисел.
— Вольтурис, твоё заключение? — вопрос был адресован кораблю.
— Все жизненно важные показатели в пределах нормы, — немедленно отозвался тот. — Уровень энергоёмкости двигателя — сто процентов. Запас кислорода — двенадцать суток автономного полёта. Неисправности не выявлены.
— Порядок, — сказала Сол одновременно кораблю и диспетчеру станции.
— Передаю координаты для гиперперехода, — диспетчер замолчал на секунду. — Подтвердите получение.
— Подтверждаю, — Сол бросила взгляд на экран слева. — Сектор сигма-три? — она вставила в разъём флешку с маршрутным листом и щёлкнула тумблером. — Вольтурис, рассчитай гипер.
Пару секунд корабль анализировал данные.
— Расчёт интегрального гиперпространственного перехода произведён, вывожу на монитор, — корабль явно был горд собой.
Сол хмыкнула.
— Откуда столько пафоса, Вольтурис?
— Это не пафос, а официальная формулировка, — мгновенно отозвался корабль. — К тому же, содержание всегда важнее формы.
— Ладно, ладно, не спорю, — девушка не была сейчас настроена заводить пространные философские диспуты с искусственным интеллектом. — Работаем.
На всякий случай Сол сама проверила расчёты гипера. Разумеется, мощнейший процессор корабля не мог ошибиться, но привычка всё перепроверять была у неё в крови.
— Внимание! Взлёт разрешён. Счастливого пути, Кеплер.
Из иллюминатора Сол увидела, как крышка люка медленно поднялась, открывая её взору лоскут звёздного неба.
— Вольтурис, приоритет ручного управления. Взлетаем, — вдохнув побольше воздуха, она положила руки на штурвал.
И окружающий мир перестал для неё существовать.
Потому что реальность перестала быть трёхмерной, мгновенно наполнившись всем тем пёстрым множеством образов и форм, что были доступны лишь примам.
В голосовом управлении больше не было нужды: корабль стал её продолжением, — или она стала одним из элементов корабля, сказать сложно, да это и не меняло сути: они стали единым целым, единой органичной системой: девушка-пилот и катер с искусственным
Примы искренне не понимали, как обычные люди могут обходиться без всего этого.
Как же это прекрасно! Как глоток холодного цитрусового сока в знойный июльский полдень, как первые капли долгожданного дождя, живительной влагой падающие на пересохшую почву, как золотисто-рыжие лучи рассветного солнца, робко касающиеся влажных заспанных облаков…
Оставив пустые сомнения, напрасные переживания, ненужные философствования, не задумываясь ни о прошлом, ни о грядущем, просто наслаждаться настоящим моментом…
Просто лететь.
На скорости мысли, со скоростью мысли…
Скорость была для неё всем. Только так она могла ощутить настоящую, подлинную свободу. Только так могла прочувствовать, что живёт. Лишь в такие моменты она чувствовала себя по-настоящему счастливой: когда пространство искривлялось, сминалось и съёживалось под мощными турбинами фотонно-кварковых двигателей, будто тонкая капроновая тюль под чересчур разогретым утюгом, когда звёзды слева и справа по курсу размазывались светящимися линиями, как на картинах поздних импрессионистов, а тёмная материя, пронизывающая всю Вселенную незримой пеленой, ощущалась как свежий морской ветер, бьющий в лицо.
Только до ближайшего моря было по меньшей мере двести центиллионов пути.
Сол даже не знала, если на Либере, куда она летит, моря — настоящие, природные моря, а не искусственные водохранилища, выкопанные для создания резервуаров с запасами пресной воды.
Но зато Сол прекрасно помнила вкус и запах настоящего солёного моря — того самого моря, на берегу которого некогда стоял её родной дом.
Помнила. И была не в силах забыть.
Стать пилотом мог далеко не каждый. Требовались долгие годы обучения и практики, сотни и тысячи часов налёта, глубокие познания в технике, не говоря уже о высокой скорости реакции, умении ориентироваться, анализируя множество переменных, хладнокровии и выносливости.
Стать прима-пилотом было невозможно. Примой нужно было родиться.
Нет, конечно, примы не были ни сверхлюдьми, ни полубогами, ни киборгами. Но одно отличие у них всё же наблюдалось. Крошечное отличие, любопытная особенность в генетическом коде, внешне не выражавшаяся никак.
Разница крылась внутри.
Обладатели специфического гена имели уникальные способности, недостижимые для обычных людей и свойственные скорее машинам, нежели живым существам: нечеловеческую ловкость, молниеносную скорость реакции, умение обрабатывать гигантские массивы информации в миллисекунды. А ещё — абсолютную память. Всё, что прима когда-либо видел или слышал, он помнил наизусть. Прима мог запомнить звёздную карту, взглянув на неё лишь мельком, а потом в точности воспроизвести по памяти вплоть до самых мелких деталей; мог решить уравнение, не прибегая к помощи калькулятора или даже листка бумаги с карандашом; мог производить в уме любые операции с числами, например, с ходу определить необходимый угол атаки, скорость и ускорение, чтобы аккуратно выйти на орбиту или нырнуть в гипер.