В краю гор и цветущих долин
Шрифт:
– Пошли, – сказал Иван.
– Ага, – кивнула Лера.
Они выскочили из окопа. Коновальцев, присев на одно колено, выстрелил в никуда. Балабанова стояла за его спиной. Она была счастливее всех на свете. Вместе со своим мужчиной делать общее дело – разве не в этом смысл жизни?
– Ура! – раздалось со всех сторон.
Штурм закончился. Белые, серые, чёрные клубы дыма ползли по склону. Выжившие бойцы палили в воздух из автоматов ППШ и винтовок Мосина. Лера одурело смотрела на поле сражения, взрыхлённое взрывами, усеянное кусками вырванной земли. Её раздирало
– Убитые – встать! – скомандовал голос из динамиков.
Через некоторое время бойцы выстроились в две шеренги – советы отдельно, немцы отдельно. Началось награждение. Новиков вручал советским солдатам копии настоящих медалей «За оборону Севастополя» и «ХХ лет РККА».
– Медалью «Двадцатилетие создания Рабоче-Крестьянской Красной армии» награждается Иван Коновальцев.
– Господи, – прошептал Иван.
Он вышел из строя, и после того, как Новиков вручил ему награду, повернулся к солдатам и отдал честь:
– Служу трудовому народу!
Пётр наблюдал за награждением. Его давила зависть. Он, скучая, простоял у шлагбаума, лишённый удовольствия побегать с винтовкой под взрывами. Как будто мальчик уровня принеси-подай. Девочку ведь не пошлёшь работать, а Коновальцев – главный, первый секретарь.
Он злился на Ивана – тот и радость получил, и медаль следом. А Пётра даже по плечу не похлопали, даже спасибо не сказали за проделанную бесполезную работу – ни один человек не подошёл к грёбанному шлагбауму! И почему он никогда ничего не получает взамен, когда другим, особенно руководителям, достаются все ништяки?
Перед ним очутилась Лера в ватнике, измазанном зелёными мазками – выпачкалась, когда лежала на траве.
– У тебя вид такой потерянный. Ты обиделся?
– Нормальный у меня вид. И не обиделся я.
– Конечно. Мне ты будешь рассказывать?
Коновальцев появился тут как тут. Сел на землю, – на вспотевший лоб налипли локоны чёрных волос – расстегнул ватник, под которым оказалась футболка с логотипом группы Pink Floyd.
– Ну что, вы осознаёте всю глубину наших глубин? – он поднял взгляд на Петра. Нахмурился. – Как ты? Нормально отстоял?
– Без последствий.
– А, это, – Иван потряс медалькой, словно маленьким колокольчиком. – Это так. Сейчас я отдышусь и продолжим.
Вокруг началась настоящая кутерьма. Зрители безбоязненно ходили по склону, где совсем недавно взрывались снаряды, и дёргали реконструкторов, желая с ними сфотографироваться. А реконструкторы не успевали отгонять излишне любопытных от миномётов и винтовок.
Спустя полчаса ребята, перекусив и напившись чая, собрались возле землянки.
– Хлопцы. И девушка, – начал речь Коновальцев. – Мы все работаем на равных. В нашей организации нет такого, что один кто-то отдыхает, а все остальные пашут. Но, – он сделал паузу настолько наигранную, что Лера и Пётр подумали, не проглотил ли Иван язык. – Но! Иногда кто-то может выполнять поручения более ответственные. Нас сегодня хвалили, мы произвели очень, повторюсь – очень положительное впечатление.
Иван выудил из кармана новенькую медаль, точь-в-точь такую же, как висела у него на ватнике.
– Пётр Мельниченко, тебе небольшая благодарность от клуба реконструкторов.
– Здорово! – хлопнула Лера в ладоши. – Все при наградах.
Пётр рассмотрел медальку и орденскую книжку с его именем, нацарапанным красивым, явно женским почерком. Но вместо радости почувствовал стыд. А из-за чего он, собственно, так расстроился? Может, он совершил что-то выдающееся? Может, остановил кого-то? Нет, просто постоял рядом со шлагбаумом. Никакого физического труда, никаких рисков, никакой усталости. Просто стоял. И за это – медаль?
«Значит надо давить в себе порывы эгоизма, – рассудил Пётр. – Только сила коллектива может изменить этот мир, и если каждый откажется от своих амбиций и направит усилия на общее благо, на общее дело, то и жизнь всех людей станет лучше».
Он пообещал себе, что отныне не будет впадать в мещанское себялюбие, а будет работать на благо Союза. Вместе со своими товарищами.
Уже на остановке, после того как окончательно закончилась реконструкция, и участники стали разъезжаться, Коновальцев подвёл итог всего мероприятия.
– Ну, спасибо вам, ребята, от души спасибо. Сегодня мы показали, что есть ещё порох в пороховницах, жива ещё коммунистическая идеология. Но не будет сбавлять темпы, впереди у нас много работы. Кстати, завтра общее собрание организации, надо сделать максимальную явку. Лера, ты не могла бы обзвонить наших ребят и напомнить им?
– Хорошо, – ответил Балабанова.
Они распрощались, и Коновальцев уехал на автобусе.
– Ну вот, обзвони, достань, организуй. А как меня послушать – так нет. Почему он ни к кому не прислушивается?
Пётр смерил её сочувственным взглядом.
– Нашего первого секретаря постоянно куда-то уносит. А ты будь голосом разума. Начнёт Ваня заговариваться, ты его спускай с небес на землю.
– Ну что ж, буду голосом разума, – вздохнула Лера.
Вскоре Пётр получил диплом судомеханика, спрятал синюю корочку глубоко в шкаф и пошёл устраиваться на ставку в местное отделение КПСС. Он так и не узнал, поспособствовал ли его трудоустройству Коновальцев. Но когда он пришёл на собеседование с Козинцевым и Белоусовой, Иван ждал его возле кабинета руководителей. Он выглядел встревоженным и явно переживал – будет ли Пётр держаться достойно, как и подобает настоящему коммунисту?
– Удачи, – сказал Иван. – Не волнуйся, там все свои, Михаила Андреевича и Розу Алексеевну ты знаешь. На самом деле это чисто формальность.
Козинцев встретил Петра с той театральной радостью, которая вырабатывается у публичных людей за годы общения со всевозможными личностями.
– Здравствуй, дорогой, проходи, садись. Мы уже давно к тебе присматриваемся, ты у нас активный боец, прошёл определённую школу. К тебе есть деловое предложение. Ты парень современный, а у нас… Роза, какая у нас ставка появилась?