В краю Сорни-най
Шрифт:
Горит костер. У костра складываются сказки, и жизнь обыкновенная течет тут же.
На реке что-то плеснуло. Наверно, рыба. А может быть, мне это просто снится?.. И я ловлю себя на мысли, что ставлю такой сон чуть ли не в особую заслугу себе. Снятся людям города, нефть, космос. И я ужасаюсь: неужели людям грядущего не будет сниться зеленый сон, неужели в моих потомках не шевельнется душа рыбака и к трепету рыб они останутся равнодушными, как камни?
…Вот уха готова. Долго ли вариться маленькой рыбке тугунку —
Отец вынимает из зеленого вещевого мешка большую алюминиевую чашку и пластмассовой поварешкой накладывает чуть потрескавшихся белых рыбок.
Хороша уха!
— Вкусно? — цедит сквозь почерневшие зубы отец, пристально следя прищуренными глазами, с каким аппетитом я ем.
— Вкусно! — говорю я.
Все смолкло — и лес, и река.
Затаись на миг — услышишь, как летят искры. Что-то таинственное в этом молчании.
— Ну как? Разве плохо, если селедка вкусная? — Укоризненно глянул отец в сторону Сосьвы. — Скоро вкус у нее будет совсем другой: не речным жиром, нефтью будет пахнуть… А ты говоришь: вкусно!
Потом приподняв курчавую голову, глядя в ночь, словно обращаясь к духам, он продолжает:
— Мало стало нашей золотой рыбки. Собираем до полведра за тонь, горстями. Конечно, она вкуснее представляется. Но раньше…
От пляски огня лунная ночь кажется еще темнее. Хмурые лица рыбаков, ярко освещенные костром, молчаливо сосредоточены. Нет, они не хотели говорить. Просто я, очевидно, тронул их за больное. И вдруг я почувствовал, что кругом уже глубокий лунный вечер. И на моей земле происходит что-то новое…
Почему отец так встревожен?
Неужели рыба и нефть не могут ужиться на одной земле?
Разве я, чувствовавший трепет рыбы, не понимаю важности нефти для страны, для людей? И какой северянин не гордится своей землей, в недрах которой оказались нефть, газ, термальные воды!
— Много огней стало на Севере. Много товаров… Хорошо! Только нам, рыбакам, не всегда хорошо. Мы бы еще больше рыбы наловили, — снова говорит отец. — Ты вот наш писатель. Любишь рыбу, а тоже думаешь только о нефти. Все остальное готов забыть…
— А все потому, что меньше внимания стало со стороны руководителей района к рыбакам и охотникам, звероводам и дояркам, — заговорил вдруг все время молчавший молодой рыбак. — Порыбачу, пока идет селедка, а там подамся в Игрим, буду строить газопровод. Там хорошо! И больше заработаешь. И условия жизни и почет.
— Вот как вы рассуждаете теперь. Вот, вот в чем корень-то! Все вы за большим рублем! Заработок! А кто будет ловить рыбу, пасти оленей? Мирсуснэхум, что ли? Так он тоже из сказки! Эх-ма! — вздыхает отец.
Потрескивают смолистые поленья, искры летят в лунное небо. Лишь лица людей видны у костра. У костра и песни, сказки, думы… И я невольно задумываюсь. Как же так? На моем Тюменском Севере построили новые города нефтяников. Строятся нефтепроводы, газопроводы, железные дороги. Неужели действительно есть неразрешимое противоречие?
Да, если со вниманием отнестись к людям, рыбаки угостят самой нежной в мире рыбой — сосьвинской селедкой; животноводы вырастят упитанный скот, чтобы сделать стол нефтяников богатым; охотники нарядят в соболиные шубы. И страна быстрее получит нефть и газ, если мы будем думать о комплексном развитии всего народного хозяйства, если будем думать о комплексном развитии всех тружеников, о деревне и городе…
Не забываем ли мы иногда о людях, ради удовлетворения потребностей которых ловится рыба, добываются нефть и газ?
Уживутся ли нефть и сосьвинская селедка в одном краю? А человеку нужна и нефть, и рыба. Наверное, нам надо быть очень чуткими к природе, ее богатствам. Человеку, наверное, надо быть тоньше и мудрее.
Я думаю, думаю… И вправду, снятся людям города, космос, нефть. Но разве человечество забудет зеленые сны, разве в моем потомке не шевельнется душа рыбака?
День идешь, ночь идешь, а конца не найдешь. (Земля)
У сказки разве есть конец? Нет у нее конца, как и у жизни, как и у земли! У нее есть продолжение. «Был у старика белый ворон.
— Слушай, ворон, облети землю. Посмотри, какой величины стала она, — говорит старик птице.
Белый ворон полетел. Три дня его не было. Наконец возвратился.
— За три дня облетел землю. Вот какая ее величина.
Пожили немного — старик опять говорит:
— Ступай, ворон, осмотри землю.
Белый ворон полетел. Вернулся через пять дней.
— Все эти дни я осматривал землю. Такой большой она стала.
Вместе с солнцем кружится время. После темной ночи приходит веселый рассвет. После светлого дня наступает сумрачный вечер.
Однажды старик опять говорит своей белой птице:
— Ступай, посмотри, какой величины стала теперь земля.
Ворон полетел. Долго ли летал, коротко ли летал, на седьмой день вернулся.
— Великой, видно, стала наша земля. За семь дней еле облетел ее, — с хрипотцой говорит теперь уже почему-то черный ворон.
— Отчего ты стал таким черным? — удивляется старик.
— Я долго летал, сильно проголодался.
— Нет, ты в чем-то провинился.
— Да нет, просто сильно захотелось есть, потому и почернел.
— Ты птица, а уже научился лгать! Не проведешь меня, старика. Насквозь вижу.
— И правда, сделал плохое, черное дело. Человек умер. Я съел четыре кусочка… Потому и почернел, — признался ворон.