В краю Сорни-най
Шрифт:
Дела в колхозе были не совсем удачными. Рассердился я на нашего домашнего духа, Сорни-най. Это она, не верящая в коммунизм, во всем виновата. Из-за нее, наверно, мало ловим рыбы и премии не получим. Плохо работает бог, зачем тогда он нужен? Утоплю нашу богиню в проруби, решил я. Пусть она мерзнет и посылает в ловушки рыб, если не способна понять, как хорошо в теплом углу мансийского дома.
Поехал по дрова на своей белой лошади и захватил с собой «золотую богиню». Это кукла. Какое там золото! Лицо у нее деревянное, две дырочки — два глаза. Красный, мазанный кровью рот. Шелковый платок на ней еще не распался — недавно сам ухаживал за ней. И крепка была еще соболья шуба — недавно был
Ругать ее не стал: грех ругаться не только на божественного духа. А просто без слов толкнул ее в прорубь. Сам поехал в лес, чтобы вывезти срубленные дрова. На обратном пути лошадь моя провалилась в полынью. Сам чуть не оказался в ледяной воде.
«Мстит мне богиня и другие духи, от которых я отрекся, — подумал я со страху. — Сегодня она посягнула на душу лошади, завтра потребует более важную жертву. Будет мешать, как злой дух. И не успею я доказать, что колхоз лучше. И путь мой к коммунизму затруднится. И за что? Не смог сговориться с каким-то духом. Если богиня есть на самом деле, пусть будет моим другом, а не врагом. Пусть и духи помогают строить светлый коммунизм!»
Отвез ее домой, посадил на прежнее место и сказал ей: «Не буду больше приносить тебе в жертву ни белой лошади, ни оленя, ни теленка! Смилостивился, посадил тебя в угол теплого дома. А если не будешь помогать, тогда посмотрим! Пока сиди в своем углу и думай, как легче мне справиться с колхозным планом по рыбе…»
Не знаю, помогла ли мне богиня, но мои колхозники в тот год поймали много-много рыбы. Два колхозных плана за один год выполнили. И слава о нас пошла по всему округу. Приглашали меня не только в Ханты-Мансийск, а и подальше. Депутатом областного Совета избирали. Большим человеком ходил. О, не думай, что ради своей славы кипел! О людях никогда не забывал. Ради них и вертелся. В четыре часа вставал. Сам обходил все дома. Будил на работу. Сам ехал на рыбалку. И люди за мной тянулись. Рыба, она сама домой не приплывет — ее искать надо. Обловил одну речку, вычерпал ее живое серебро — другую надо искать. Все лесные речки облазишь. И в которой-то из них ждет тебя удача. Не пальцем указывал — сам пример подавал. Как рыбу надо ловить — сам показывал.
Позвала меня жизнь — и пошел я другие колхозы поднимать. По семь-восемь лет в каждом колхозе работал. Председателем избирали.
Я расту — колхоз мой растет, крепнет, набирает силы. Смотришь — и люди чаще улыбаются. Смотришь — и люди лучше одеваются. Смотришь, не смотришь, а чувствуешь — люди приветливо на тебя глядят.
Особенно приятно мне хантыйское село Теги. Там долго работал. Заговорил по-хантыйски быстро. Видно, языки наши такие близкие. И хантыйский язык мне стал как родной. А русский — трудный. Много лет уже говорю, а все слышу, что где-то не то слово ставлю, не тот звук произношу.
Тегинский колхоз мне особенно дорог. Будто сердце мое там. Приехал — касса колхозная была пуста, а когда переводили в другое место — колхоз был миллионером.
И переходящее Красное знамя района крепко держали…
Отец умолк, задумавшись. Он словно забыл о моем существовании.
— А что же Мирсуснэхум? — спрашиваю я. — Он вернулся в родные края?
Встрепенувшись, сощурив глаза, с лукавой улыбкой отвечает отец:
— Да как тебе сказать? Приезжает иногда. Долгие разговоры с такими вот, как я, стариками ведет. Что да как — расспрашивает. Кем он стал? Писателем. Обо всем могли ханты и манси мечтать, а вот что кто-то из их сородичей писателем станет — такого даже и в мыслях не было. Да и кто бы в такое поверить мог? Ты вот теперь все больше про современность думаешь. Что ж, открыли в наших местах нефть и газ — это хорошо. Но и старое не надо забывать. Без него нельзя понять новое. Я правильно говорю? Молчишь. Вот то-то же…
Одноногий гриб и день кружится, и ночь кружится. (Ум)
Земля моя! Во все века люди меряли тебя и шагами, и зоркими глазами.
Они шли, шли, шли, а земля не уходила из-под ног, она была такой же твердой, а ноги человеческие подкашивались. Они плыли, плыли, плыли, а море все так же пенилось и пенилось, а вдали лишь синели волны, прильнувшие к синему небу. Опускались руки. И бездонные глаза устремлялись в небо. В них застыл ледяной вопрос: как родилась земля, откуда это чудо?
Ноги подкашивались, руки немели, глаза чувствовали свое дно… И тогда на все семь резвых ног становился ум, а быстрокрылые мысли расправляли семь могучих крыльев и летели, и летели…
И у древних манси рождалась сказка о сотворении Земли. Вот она. Слушайте:
«Живут старуха со стариком. Кругом вода, вода, вода… В хрустальных струях тонет ночью звездное небо. На зыбких волнах моря колышется и жаркое солнце, и ледяная луна, и маленький их домик. Старик со старухой начали уж было глохнуть от монотонного плеска волн. Но вдруг до их ушей, позаросших травкой, долетели неведомые звуки. Глаза старика надели любопытные лыжи и устремились за дверь. И видит старый: сверху летит железная гагара. Пролетела семь кругов, опустилась на волны. Поправила свои крылья и перья, прошедшие дальний путь, и нырнула в воду.
Долго ли была под водой, коротко ли была под водой, вынырнула. В клюве у ней ничего нету. Второй раз исчезла под волнами — вынырнула: в клюве у ней лишь тяжелый вздох. Отдохнула — третий раз нырнула.
Мерзлая рыба в котле сварилась — так долго была гагара под водой. Под шеей не красная полоска зари, а струйка крови. Лопнула даже железная шея железной птицы — так глубоко ныряла! В клюве у гагары крохотный кусочек земли. Тяжело дыша, принесла она этот кусочек к дому, прилепила его между бревнами и, расправив железные крылья, заскользила по воде. Семь раз повторила над домиком вечный путь солнца и растаяла в лазури неба…
Старуха со стариком остались. На третий день любопытные глаза старика выглянули за дверь и видят: у порога появился маленький кусочек земли.
Прожил старик еще три дня и опять выглянул: земля уже немного выросла. Удивленный происшедшим, он захлопнул дверь и стал рассказывать старухе сказку о рождении чуда вселенной — Земли.
Долго, видно, рассказывал. Потому что, когда вышли старик со старухой на улицу, моря уже не было. Куда оно делось? Конечно, под землей осталось! А его маслянистая вода в тягучий жир земли — в нефть превратилась.
Это море, видно, и нашли в нашем краю новые люди — нефтяники.
Хорошо, что нашли. У сказки — всегда хороший конец».
— Во всем виноват я! — решительно сказал отец, подправляя костер. — Помогал ему открыть подземное море.
— Кому?
— Кому, кому! Да Быстрицкому, которого потом назвали первооткрывателем. Для нас он был просто Геолог…
Хороший был мужик. Я ему даю лошадей колхозных, а он нам то бензин дает, то техникой поможет. А мы его людей рыбой, молоком снабжали. Наши колхозники становились каюрами-геологами. На оленях, бывало, они шли к нефти и газу. От самого Урала до Оби и дальше по тайге прокладывали просеки, которые называли загадочным словом «профиль». И сколько они покатались на олешках! И сколько они прорубили этих просек, пока не заговорило Березово газовым фонтаном! У-ух!..