В круге последнем
Шрифт:
Правда, как и добро, ложь, как и зло, для нас, христиан, больше и глубже, чем просто этические, моральные начала и понятия. В нашем христианском понимании они коренятся в глубине души человека. А также и в той глубине жизни общества, народов и наций, где возникает особенный, только им свойственный характер, их «стать».
Солженицын не понял и не хотел понять, что зло преодолевается не злобствующим, а противоположным ему духом добра. Солженицыну не хотелось понять, что зло и ложь обличаются правдой, а противостоящая им правда открывается человеку только в любви, а не в злобе, которая заполнила душу и разум Солженицына. Исповедующий себя христианином, Солженицын должен был знать и согласиться с тем, что в борьбе со всяким
Между тем именно злоба и только злоба была во всем, с чем выступал Солженицын, с маниакальной уверенностью в собственной непогрешимости в чем бы то ни было. Его выступления просто поражают полным отсутствием любви к кому-нибудь и к чему-нибудь, и поражают не одних христиан. И отсутствие любви (а вместо нее злобу) Солженицын прикрывает мудреными словесными узорами, стараясь превратить свою злобу в какую-то надуманную «зрячую любовь». Восприятие же мира, человека, жизни сквозь призму бушующей злобы с христианством несовместимо.
В духе злобы правда не утверждается, а гибнет. Сначала становится полуправдой, потом и неправдой. И служит в мире уже не добру, а злу. Такой писатель христианским быть не может.
Теперь — Солженицын и церковь. На поверхность самых глубоких вод, как известно, выплывают вещи с небольшим удельным весом. Одностороннему взгляду Солженицына, скользящему по поверхности церковной жизни, не дано было увидеть того, что, может быть, действительно делает нашу Русскую Православную Церковь той солью, без которой нынешнее христианство может стать пресным.
Известно, что западным христианам грозит опасность свести христианство к социальной и политической активности. Это своеобразная редукция христианства. Нас же упрекают в противоположном: якобы в уходе из мира и отстранении от него и чрезмерном погружении в одни только «религиозные нужды», в редукции христианства, так сказать, с противоположной стороны… ради духовно опасного и даже соблазнительного самосохранения в трудных внешних условиях жизни. Упрек неаргументированный, равно как и несправедливый. Как мы ищем черту, отделяющую «подлинное и праведное охранение Церкви от соблазнительного самосохранения», здесь говорить об этом неуместно. Но я должен сказать, что с отыскиванием этой черты более всего связан огромный духовный опыт нашей Церкви. Так вот к этому опыту Солженицын и не прикоснулся. Он оказался чужд церкви, а отсюда и его поразительно высокомерные требования, свидетельствующие, насколько Солженицын далек от Церкви и ее сути! За его требованиями, высказанными им со свойственной ему самоуверенностью и самомнением, нетрудно увидеть замысел внести в нашу Церковь раскол. Более того, создать внутри ее даже опорный пункт действенной «христианской» альтернативы всему советскому обществу.
Один из английских рецензентов Солженицына как-то писал, что целью Солженицына является изменить понимание русскими самих себя и понимание ими того, где они находятся. Я могу сказать, что Солженицын хотел сделать то же самое с русскими церковными людьми, заставив их изменить самим себе, своей церковности и пониманию того, где они находятся. Но сам Солженицын оказался вне нашей церкви, и его церковность есть для нас псевдоцерковность. В одной из проповедей, которую навряд ли слушал Солженицын, сказано: «Не желай вести себя худо и иметь о себе недобрую славу: не повинуйся греху, чтоб не сделал он из тебя предмет отвращения… Не желай быть злым, чтобы не сокрушиться тебе в последние дни своей жизни». Солженицын, считающий себя христианином, должен был знать высказывание Премудрого в книгах Священного Писания, где говорится, что «Бог… не поддерживает руки злодеев (Иова, 8, 20)» и «злой не имеет будущности (Притч. 24, 20)».
Архипелаг лжи
Коротко о себе. Я — бывший сержант 62-й армии, которой командовал генерал Василий Чуйков. Мне посчастливилось (я сознательно употребляю это слово, несмотря на нечеловеческую тяжесть пережитого) быть свидетелем и участником Сталинградской битвы. Вместе со своим отделением я находился в самом центре обороны Сталинграда. Гитлеровцы вели ожесточенные уличные бои, обрушивая шквал огня и железа на дом, который мы, горстка бойцов, занимали и который был ключевой позицией наших войск в самые напряженные минуты сражения. 58 дней и ночей держали мы здесь оборону, так и не пропустив немцев к Волге. Я горжусь, что этот легендарный дом вошел в историю войны под именем дома Павлова.
Кто же сражался рядом со мной? Такие же, как и я, рабочие, крестьяне, инженеры, учителя: русский Александров, украинцы Сабгайда и Гущенко, грузин Мосиашвили, узбек Тургунов, казах Мурзаев, абхазец Сукба, таджик Турдыев, татарин Рамазанов…
Я мог бы напомнить высказывания американской прессы тех лет. «Нью-Йорк геральд трибюн», которую никак не заподозришь в особых симпатиях к СССР, писала о Сталинграде: В невообразимом хаосе бушующих пожаров, густого дыма, разрывающихся бомб, разрушенных зданий, мертвых тел защитники города отстаивали его со страшной решимостью не только умереть, если потребуется, не только обороняться, где нужно, но и наступать, где нужно, не считаясь с жертвами для себя, своих друзей, своего города… Именно такими боями выигрывают войну…
Тогда, помню, крылатыми на Сталинградском фронте стали слова снайпера Василия Зайцева: «За Волгой для нас земли нет!» Зайцев был одним из 4.600 бойцов и командиров 62-й армии, вступивших в Коммунистическую партию только за один месяц боев под Сталинградом осенью 1942 года.
Все это пытается перечеркнуть «литератор» Солженицын в опубликованном на Западе «Архипелаге Гулаг».
Я и мои старые боевые товарищи, не раз смотревшие смерти в глаза, не можем оставаться равнодушными, когда кто бы то ни было, тем более человек, считающий себя русским, глумится над подвигом Сталинграда, над памятью его героических защитников, которая священна для каждого советского человека. Солженицын превозносит штрафные роты, бессовестно, называя их «цементом фундамента Сталинградской битвы».
Для тех читателей за рубежом, которых писания Солженицына могут по незнанию ввести в заблуждение, несколько слов о штрафных ротах. Они состояли из тех, кто грубо нарушал воинскую дисциплину или проявлял трусость и малодушие. Хотя бы по этому можно себе представить, сколько таких людей могло быть в армии страны, выигравшей самую тяжелую из войн в истории.
Правильное решение!
После того, как мы узнали об Указе Президиума Верховного Совета СССР о лишении Солженицына гражданства СССР и выдворении его за пределы Советского Союза, мы сказали, собравшись в цехе: «Правильное решение!»
Мы — молодые токари завода, выпускники профессионально-технического училища №38 города Москвы.
Солженицын в своих произведениях обливал грязью нашу страну, разоблачил себя как предателя. Не раз все мы задавали себе вопрос: «Да как он смеет возводить поклеп на наш строй?!» Взять, к примеру, любого из нас, молодых токарей. Судьбы наши схожи, к тому же часть ребят — земляки, родились в Рязани, где когда-то жил Солженицын. Мы читали его произведения, когда он описывал в них деревенскую жизнь, и возмущались ложью еще в то время.