В круге света (сборник)

Дьяченко Александр

Как по-разному относятся люди к приглашенному в их дом священнику! Для кого-то это целое событие, хозяева готовятся, наводят в доме порядок, накрывают на стол и даже за бутылочкой сбегают. А кто-то смотрит на тебя, словно на сантехника. Пришел дядя Вася, подвели его к унитазу, поколдуй, дядя Вася, что-то там не проходит. Так и тебе: посмотри, батюшка, загадили мы здесь все вокруг, совсем жизни не стало, ты поколдуй, а мы пока своими делами займемся. Ни о каком столе никто и не заикается, какой может быть стол для сантехника? Понятно, что не в столе дело, порой такие хозяева гостеприимные попадутся, что и не знаешь, как уйти. «Батюшка, покушайте, специально для вас готовили!» А если это твой третий обед за день? И отказаться невозможно – людей обидишь. Не каждый же день к ним домой священник наведывается. «Батюшка, а добавочки? Неужели не понравилось?» – В лице хозяйки катастрофа. «Понравилось, понравилось, но от добавочки уж избавьте, родненькие, Христа ради».

Как-то в самом начале Петрова поста освящал квартиру. Хозяйка – женщина от церкви далекая, потому и приготовилась угощать батюшку курочкой. Ничего так себе курочка, на вид аппетитная. «Батюшка, уж не побрезгуйте, специально для вас старалась. Сперва думала импортную взять, но потом решила, что наша повкуснее будет. Все утро бегала, выбирала, уж покушайте».

И что бы вы стали делать на моем месте? С одной стороны, конечно, пост, а с другой – хозяйка, что целый день ломает голову, чем бы тебя угостить. А ты начнешь: «Нет-нет, курочку вашу, матушка, ешьте сами, мы постимся» – и убьешь человека отказом. Ладно, ведь по душевной простоте предлагает. Ем, действительно вкусная, хотя на душе кошки скребут. Хозяйка смотрит на меня с облегчением: «А мне говорили, что напрасно я курицу готовлю, ведь пост, батюшка ее есть не станет. Правильно-правильно, батюшка, постных дней еще много будет, а пока никто не видит, можно и нарушить».

Но чаще всего, приглашая священника домой, никто особенно не готовится, просто и в голову такое не приходит, хотя как ни крути, а приход в дом священника – дело необычное.

Так вот, разоблачаюсь, гадаю: кушать в трапезной или там придется за стол садиться?

– Батюшка! – Слышу голос кого-то из певчих. Оборачиваюсь, в алтарь просунулась девичья головка. – Вас здесь мужчина какой-то спрашивает. Вы не могли бы выйти?

Продолжая раскручивать длинные тесемки на рукавах подризника, выхожу на левый клирос. В голове мысль: «Все-таки кто мне скажет, который час?»

На клиросе уже никого из певчих, только один незнакомый мне мужчина. Одет по-летнему в рубашку с короткими рукавами. Смотрю на него, он – на меня. Потом, все так же молча, он достает из-за спины здоровенный нож, с лезвием сантиметров в сорок. Я все потом голову ломал, где можно было прятать такой меч. Мелькнула мысль: «Как хорошо, что я причастился!»

Но вместо того чтобы с размаху всадить нож в меня, он приставил острие к своему животу.

– Все, не могу я так больше! Или ты найдешь для меня слово, или я зарежусь.

Вижу, что мужчина слегка подшофе, но именно в таком состоянии и делаются все самые большие глупости.

Восстанавливаю порядок своих мыслей. Сперва я подумал, что он меня зарежет, потом – что зарежет себя и этим все равно нарушит мои ближайшие планы. Телефонов еще не было, предупредить людей я не смогу. А когда бедолага выдвинул ультиматум, я понял, что без разговора нам не обойтись. И как долго он будет продолжаться, никто не знает. «Так, сколько у меня времени, скажет мне в конце концов хоть кто-нибудь, который час?!» И в этот момент я замечаю часы на его правой руке, той самой, в которой он держит нож.

– Нет уж, ты погоди резаться, сперва скажи мне, сколько сейчас времени? – ответил я ультиматумом на ультиматум.

Потенциальный самоубийца готов был услышать все, что угодно, но только не это. Человек растерялся, стал было смотреть на часы и отвел от себя нож. Потом словно очнулся, бросил его на пол, сел на скамейку и заплакал. Я откинул ногой нож подальше и сел рядом.

– Я был женат, у меня двое детей. С женой иногда ругались, но не так, чтобы часто, и все больше по пустякам. Отношения-то были хорошие. Дети подрастали, одному уже исполнилось десять лет, второму восемь. И что со мной случилось? Зачем мне понадобилась другая, почему повелся? Наверное, потому, что была она напориста и умела добиваться своего. Жена узнала, начались скандалы. Стали они обе меня, словно канат, друг у дружки каждая в свою сторону перетягивать. Но потом жена, видать, устала и потребовала: или – или. А я гордый, как же, вон как из-за меня бабы бьются. Ну-ну, посмотрим, как вы тут одни справитесь. Дверью хлопнул и ушел к той, другой, а у нее тоже двое, и тоже мальчишки, почитай тех же лет.

Растил чужих детей, хотя душа к ним и не лежала, а к своим не ходил. Алименты платил, пускай не полностью, но кое-что им все равно перепадало. А как мои родные сыновья выросли, так вторая жена мне вообще запретила с ними встречаться. Я не стал спорить, не люблю скандалов. А потом вторая моя умерла, и ее сыновья, которых я, собственно говоря, и вырастил, от меня отказались:

«Нам ты никто. Матери ты был мужем, но матери нет, а мы тебя в нашем доме видеть не хотим». Короче, выгнали они меня, я старый человек, куда мне против них. Что было делать? Попробовал было назад, в первую семью, а мои родные сыновья меня даже на порог не пустили. «Иди, папка, откуда пришел, знать мы тебя не желаем». Вот так и получилось, что вырастил четверых детей, а старость встречаю на улице и без всякой надежды.

Грустная история, видать, человек-то он неплохой. Мы его трудником в мужской монастырь пристроили, там, в монастыре, у него будет достаточно времени, чтобы понять, почему все четверо мальчиков так и не признали его за отца.

Жизнь – штука вообще непредсказуемая. Помню, подходит ко мне молодая красивая женщина и просит:

– У меня завтра суд, пожалуйста, помолитесь обо мне.

От нее отказался самый близкий ей человек, и именно в тот момент, когда она, выручая его, сама, по собственной инициативе, взяла на себя его вину.

Мы поговорили, и вот она уже уходит, а меня почему-то волнует вопрос:

– Ответь мне, повторись бы сейчас ситуация, в которой ты взяла вину на себя, уже с твоим сегодняшним опытом, как бы ты поступила?

– Батюшка, наверное, так же, по-другому я все равно не смогла бы.

О, безумный Адам, променять такую женщину и такое сердце на какие-то там деньги. Мир сошел с ума, Адаме, и ты вместе с ним.

И еще много можно было бы припомнить таких историй о слабости Адама и благородстве Евы. Но есть одна, за которую мне, как потомку первого Адама, не стыдно.

В свое время с нами на «железке» работал машинист Володя. Он возил тяжелые составы и уезжал на далекие расстояния, а потом вдруг перевелся на маневровую работу. Пересев на тепловоз, он потерял в зарплате, но не роптал и работал в смену. Потом его перевели на наш участок. А у нас после ночной смены, перед тем как разойтись на заслуженные выходные, ребята, как правило, «соображали на посошок». Володя же никогда с коллективом не оставался и всегда убегал домой. И всякий раз, когда сменой собирались ехать в Москву на футбольный матч или куда-нибудь на концерт, он благодарил, но отказывался.