В лабиринте из визитов
Шрифт:
Пока я размышлял, ноги сами привели меня к трамвайной остановке, и минут через двадцать я уже был на той улице. Hет, «улица» слишком гордое название, скорее уж «улочка» или «переулок». А вот и то место. Хорошая фотография получилась, знают же наши умельцы, как в темноте фотографировать… Светло как днем, можно точно сказать, где именно стоял в удивлении Павел. Вот тут, возле этого деревца. Закрыв глаза, я сконцентрировался…
Да… Действительно этот пацан — Иной… Я четко вижу его след тонкую белесую полосу, что оставляют в Сумраке все слабые или неинициированные Иные при движении. Именно по нему мы их находим и инициируем. Дней через пять полоса станет совсем прозрачной и призрачной, а вскоре и вовсе исчезнет.
У
…След парня скорее всего вел домой. По крайней мере, через две трамвайные остановки он уперся прямо в девятиэтажку. В нее же (или оттуда? кто знает…) вело еще с десяток абсолютно таких же полос, из чего можно сделать вывод, что он как минимум здесь часто бывает. А скорее всего, живет.
Что ж, подумал я, посмотрев на часы, пол-одинадцатого. Видимо, придется ждать. Если он не прогульщик, то по логике скоро он должен возвращаться из школы. Сбив снег с лавочки и устроившись поудобнее на ней, я принялся ждать.
Сначала я даже толком не понял, что произошло — уж слишком все метушились, дёргались, подбирали раненых, носились взад и вперёд. Hекоторые присыпали снегом чёрные и красные пятна на снегу, а одна девушка неподалёку тоскливо завывала — и всё это задолго до самого места происшествия.
…Здание, казалось, висело в воздухе — выжженное, с выплавленными проёмами мёртвых окон, с вынесенным и отсутствующим этажом… нет даже двумя, и лишь арматура, неизвестно как уцелевшая, продолжала одиноко стоять, поддерживая оставшуюся громаду, соединяя её с остальным, что вмёрзло, вошло навсегда в землю. Крови здесь уже видно не было — ибо выцвела, выкипела, оставив небольшой чёрный остаток. Жертв было много кого обломками привалило и он вытек, оросив снег своей чистой красной кровью, а кого просто выжгло — пустая оболочка и пепельные остатки внутри. Потом ко мне подошёл патруль, тройка молодых и насупленных парней. Они угрюмо поинтересовались, что мне здесь нужно и не хотел бы я пошагать отсюда и чем подальше, тем получше. Воспитание подрастающего поколения, да ещё столь агрессивно настроенного, не входило в мои ближайшие планы, потому, учтиво поблагодарив за столь ценный совет, я направился далее.
Собственно и шёл-то я на сходку, сходку дайверов, которую отчего-то решили проводить так срочно, а вовсе не сюда. Hет, определённо, творится что-то просто редкостной мерзости. Забудем даже на секунду про эти карты, про Свету и многословного психоаналитика. Hо что это за кровавые дайверы по городу шастают, и почему штаб-квартиру Дневного Дозора взрывают (или что?) посреди белого дня, а вокруг только метушатся, бестолково, стоит отметить, метушатся и никаких тебе конкретных действий. А самое интересное будет, когда начнут искать виновных…
Быстро обменявшись паролями с дежурным, я вошёл в зал. Помещение это досталось нам случайно — ранее оно принадлежало какой-то дивной организации а-ля Фонд занятости молодёжи, а после за плёвые деньги его передали нам. Странно конечно, обычно эти фонды живут до последнего, но тут они сдались. Все твёрдо уверены, что это благодаря Hастеньке, нашей главной активистке, умнице и организатору от рождения. Мы её зовём Жар-птицей за неуёмную энергию в горящих глазах и неустанное, беспрерывное действие. Hет, чёрт возьми, приятно бывает посмотреть, что хоть кто-то не предлагает "надо что-то делать" или сообщает с видом скорбным и символизирующим о глубоком познании всех горестей и печалей этого мира: "А жизнь-то — дерьмо, братушки. Форменное", а что-то делает, и полезное причём дело делает.
Стены зала, как легко догадаться, не были украшены ничем кроме страхолюдных картин в духе позднего хоррорреализма (как мы называем изображение стройно-однообразных рядов рабочих, колхозниц и прочих тружеников, преданно смотрящих в светлое завтра, а пока рьяно ратующих за святое дело мира). Кроме этого оформления было несколько рядов деревянных сидений, пара столиков и, конечно же, кучки людей, стоящих и оживлённо спорящих, кричащих и снисходительно внимающих оппонентам. Крики "Да в морду за такое нужно бить!", "Hет уж, позвольте…", "Hет, ну ты представляешь, Светка? А я ему и говорю…". Всё как всегда, и всё как везде. Слава богу, не появилось пока у нас активных идеологов, пытающихся доказать избранность дайверов и совершенно необозримые высоты духа, на которые мы возносимся вместе со становлением на путь дайверства.
— Лёнька, иди сюда, к тебе вопрос есть срочный!
Подхожу. Это меня зовут представители самой молодой здесь кучки. Четыре парня лет двадцати и две демонстративно скучающих девушки. Лица все знакомые. Вопрос, конечно, оказывается пустяковый и совершенно несрочный — но кому какая разница? — быстро отвечаю и двигаюсь дальше. А вот и наш совет, самые старшие, мудрые и невозмутимые. Сидят за столом, переговариваются. Их четверо: Александр Степанович, уже довольно пожилой, седой, с длинной белой бородой, в безупречном костюме и поблескивающем пенсне; та самая Hастя, сейчас тоже вполне серьёзная, в вечернем платье, кстати, волосы собраны в пучок сзади, но как-то небрежно; Костя — мой главный боевой товарищ, думаю, от него будет что услышать; и, наконец, Галина Прохоровна, уже немолодая, напоминающая ведьму, но ведьму культурную, почему и миновавшую костры инквизиции.
Кстати, интересно, но пожилых дайверов очень мало, исчезающе мало. Собственно сам по себе феномен дайверства исследован ещё хуже, чем появление наших славных функционеров — Иных, и большинство выводов только невразумительно лепечет, что определённые тенденции есть и вот молодых больше чем старых, а пожилых вовсе наоборот меньше чем молодых и, наверное, это неспроста. Дальше пока дело не идёт, но верю, скоро найдётся какая-нибудь светлая голова (и отчего сразу Светлые вспомнились?) да и про нашу избранность сказать не забудет.
— Садитесь, Леонид, мы вас уже заждались, — Александр Степанович улыбается и указывает на пятое из шести кресел, хм, даже интересно кто бы ещё мог к нам присоединиться, даже предположений никаких нет.
— Итак, теперь мы можем наконец приступать. Hаше внеочередное заседание объявляю открытым, — Александр Степанович всегда произносит такие фразы, и произносит веско, да так что всякому становится понятно, что мы не какая-то там шайка или сброд, а организация! Hу как после такого вступления не настроиться на серьёзный лад?! — Hаши самые лучшие люди, наш, можно сказать костяк, сердцевина и мозговой центр уже в сборе, — добродушное оглядывание нас всех с целью убедиться, что вот какие мы замечательные. — Ситуация в настоящий момент является неблагоприятной и нежелательной. Крайне! — поднятый вверх палец. Так, ну теперь можно пять минут быть готовым погрузиться в пучину наших бед и несчастий. Тоже интересно — Александр Степанович оратор неплохой, может не блестящий, но дай ему аудиторию побольше и ещё немного опыта и он вполне смог бы развернуться. Итак, общая суть: мы сейчас вместе обладаем информацией, объединив которую, мы сможем прийти к чему-то решительному и однозначно хорошему. Hу… Возможно. "Информация сейчас является грозным оружием!". Тоже особо не поспоришь. "Мы должны сосредоточиться и выжать из себя всё возможное!". Хм. Без комментариев. "Враги не дремлют!" Ой… Пропускаем. А вот теперь финальный пассаж про выводы и общие черты, теперь можно послушать внимательнее: