В лабиринте пророчеств. Социальное прогнозирование и идеологическая борьба

Араб-Оглы Эдвард Артурович

Столь же очевидно, что весь предстоящий рост производительности труда никак не может быть сведен к сокращению рабочего времени. Большая часть его будет обращена на повышение уровня жизни, и лишь меньшая — на увеличение свободного времени.

Собственно говоря, если бы люди готовы были удовлетвориться, скажем, теми потребностями и тем уровнем жизни, которые существовали в 1900 году, то они уже сейчас могли бы позволить себе работать каких-нибудь два-три часа в день. Однако один и тот же пирог, как говорят, нельзя съесть дважды — первый раз в качестве уровня жизни, а второй — как свободное время.

Как ни заманчивы подобные рассуждения, занимающие много места во всех социальных прогнозах, они остаются абстрактными и малосодержательными вне социального контекста, ибо антагонистическое общество может превратить даже потенциальное благо в реальное социальное зло.

Дело в том, что капиталистическое производство обладает способностью превращать в товар все, что оно затрагивает и вовлекает в свой процесс. Это относится и к свободному времени,

которое подвергается своего рода принудительной ампутации на такую величину, в течение которой трудящимися должна быть создана прибавочная стоимость. И Маркс поэтому справедливо называл капиталистическое производство «кражей» времени работника. Свободное время приобретает вполне определенную цену как в глазах предпринимателя, так и в глазах трудящегося. Под давлением борьбы рабочих за свои экономические интересы первый готов пойти на сокращение рабочего времени, но лишь в тех пределах, в которых может возместить его увеличением относительного прибавочного времени путем роста производительности труда и интенсификации производства. Иначе говоря, он готов оплатить работнику часть его доли в созданной им новой стоимости не зарплатой, а свободным временем. В глазах же работника это дополнительное свободное время также имеет вполне конкретную цену, а именно — от какой «сверхурочной» заработной платы он отказывается ради него. Итак, трудящиеся вынуждены выкупать свое собственное свободное время как своего рода товар, далеко не всегда добровольно. При этом свободное время как товар обладает специфическим свойством: использование его часто сопряжено с расходами, превышающими его цену. Если, скажем, приобретение дополнительно пяти часов свободного времени в неделю равносильно отказу от 10–20 долларов заработка, то затем использование этого дополнительного времени в качестве досуга, для развлечения может повлечь расходы вдвое и втрое большие.

Капиталист в конечном счете стремится извлечь прибыль не только из рабочего, но и из свободного времени трудящихся. По мере увеличения свободного времени, которым располагает население, оно превращается в своего рода новый рынок сбыта товаров и услуг, призванных заполнить досуг; возникает целая «индустрия развлечений». По оценке Б. Селигмэна, в среднем свыше 15 процентов расходов американской семьи связано с досугом, а свободное время как рынок сбыта ежегодно поглощает товаров и услуг на сумму свыше 50 миллиардов долларов. [150]

150

В. В. Sеligman, Most Notorious Victory. New York, 1966, p. 382.

Тем самым глубоко извращаются социально полезные функции свободного времени как для общества в целом, так и для личности. Многие миллионы людей жертвуют свободным временем ради дополнительного заработка, который затем расходуется на бессмысленные развлечения, чтобы «снять трудовое напряжение». А другие миллионы оказываются обречены на пустое, праздное времяпрепровождение. Социологи на Западе с возрастающей тревогой пишут о проблеме свободного времени, которое, по словам Жана Барро, из величайшего блага для рода человеческого может стать источником «социального кораблекрушения». [151] Анализируя проблему свободного времени, большинство западных социологов исходит из несостоятельного представления, что в будущем люди в своем подавляющем большинстве будут вытеснены из сферы автоматизированного производства, что их жизнь будет определяться не общественно полезной деятельностью, а праздным досугом. Так, известный английский историк Арнольд Тойнби в статье «Обречены ли мы на вечный досуг?» полагает, что общество в будущем будет состоять из «деятельного меньшинства» и непроизводительного, «праздного большинства», между которыми возникнет глубокий антагонизм, могущий привести к их взаимному истреблению. [152] При всей абсурдности подобных сенсационных пророчеств можно тем не менее понять тревогу тех социологов, которые считают, что «западная цивилизация» явно не способна решить проблему свободного времени. Как отмечает Селигмэн, работа не может рассматриваться только в качестве средства к существованию, ибо с ней связаны достоинство человека, социальный престиж и смысл его жизни. Свободное же время и досуг приобретают смысл лишь по отношению к трудовой деятельности. И если последняя становится сама все более бессодержательной и бессмысленной в глазах человека, то досуг, как бы велик он ни был, не может придать полноценности его существованию; в лучшем случае он становится сомнительным и шатким прибежищем от никчемной работы. «Досуг, — заключает он, — должен быть серьезной деятельностью; вместо этого он извращен технологией индустриализма и превращен в принудительное времяпрепровождение». [153]

151

«Le Figaro», le 4 mars, 1971.

152

Ibid.

153

В. В. Sеligman, Most Notorious Victory, p. 380.

В поисках выхода из создавшегося положения одни предлагают создать новую «этику досуга», которая в отличие от так называемой «пуританской этики» трудолюбия приучила бы людей находить смысл жизни в праздности и развлечениях. Другие возлагают свои надежды на государственную «политику досуга», призванную заполнить свободное время разных слоев населения соответствующими их культурному уровню способами «убить время», не причиняя зла окружающим. Лишь немногочисленная элита, по их мнению, способна сама себе найти творческое и созерцательное занятие; средним же слоям рекомендуются всякого рода активные игры, спорт и туризм, тогда как для подавляющего большинства — пассивные зрелища, рыбная ловля, взаимное общение и т. п. Подобные рекомендации покоятся на метафизическом противопоставлении рабочего и свободного времени. Однако свободное время никак нельзя отождествлять с досугом, с праздностью, ибо оно обладает определенными содержательными функциями в обществе.

Свободное время, как писал Маркс, — это величайшее богатство общества и личности. Растрачивать его на праздность — непозволительная роскошь. Проблема состоит вовсе не в том, как «убить свободное время», а как его наполнить общественно полезной и содержательной деятельностью. Общество не может относиться безразлично к поведению личности в свободное время, лишь бы оно не носило антисоциальный характер. Ибо свободное время только относительно свободно, в том смысле, что сама личность распределяет в его пределах многие свои общественно необходимые обязанности, а также моральные обязательства перед собой и своими близкими.

Именно в сфере свободного времени, по Марксу, и должна иметь место та разнообразная деятельность людей, благодаря которой происходит рост производительности труда в промышленности. Если одна сторона производительных сил — машины — производится и воспроизводится в сфере промышленности в рамках необходимого времени индивида, то вторая сторона, как мы видели, наиболее важная для роста производительности труда, а именно производство и воспроизводство человека со всеми его знаниями, опытом и т. д. могут происходить по преимуществу лишь в свободное время. Промышленность без свободного времени в эпоху научно-технической революции была бы обречена на столь же жалкое существование, как сельское хозяйство без промышленности в современную эпоху. В этой связи Маркс писал, что теперь уже не необходимое время, а именно свободное время будет являться подлинным богатством общества.

Работы Маркса «Капитал», «Теории прибавочной стоимости», «Экономические рукописи 1857–1859 годов», «Экономическо-философские рукописи» (1844 г.), «Критика Готской программы» содержат в себе гениальные мысли и идеи, которые позволяют нам сейчас лучше понять научно-техническую революцию и ее социальные и экономические последствия, чем многие толстые фолианты современных экономистов и социологов, специально посвященные этим проблемам. Так, в частности, Маркс, отмечая, какая огромная роль в будущем принадлежит науке и свободному времени как производительным силам общества, писал: «Кража чужого рабочего времени, на которой зиждется современное богатство, представляется жалкой основой в сравнении с этой недавно развившейся основой, созданной самой крупной промышленностью». [154]

154

К. Mаркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 46, ч. II, стр. 214.

Излагая содержание «Экономических рукописей», американский социолог Майкл Харрингтон пишет, что Маркс в этой подготовительной работе предвидел, что автоматизация и кибернетизация производства в конечном счете разрушат ту основу, на которой покоится капиталистическая система. И хотя эти мысли были высказаны более ста лет назад, они крайне проницательны и своевременны в нашу эпоху, продолжает Харрингтон, сопровождая пространные выдержки из работы Маркса следующим комментарием: «Эти цитаты приведены не для того, чтобы подтвердить удивительный исторический факт, и даже не для того, чтобы изобразить Маркса провидцем. Они воспроизведены просто потому, что в его словах содержится столь много истинного для наших дней». [155]

155

М. Harrington, The Accidental Century, New York, 1965, p. 266.

Научно-техническая революция предполагает, как предвидел Маркс, всестороннее развитие личности, максимальное раскрытие всех ее потенциальных способностей и талантов. Вместе с тем общество в будущем отнюдь не станет царством дилетантов, знающих обо всем понемногу и не умеющих ничего делать квалифицированно. По мере дальнейшего развития научно-технической революции общество станет не примитивней, а сложнее современного. Колоссальный рост знаний, а также расширение сферы его технологического применения потребуют глубокой специализации со стороны работников, чрезвычайно высокой профессиональной компетентности. При этом количество профессий и специальностей в обозримом будущем будет не сокращаться, а возрастать. В условиях антагонистического общества это не может не сопровождаться усилением классовой дифференциации; в условиях же развитого социализма профессиональная специализация будет сочетаться с возрастанием социальной однородности общества.