В лесах (Книга 2, часть 4)
Шрифт:
А поп остался середь дороги и, глядя на пыль, поднявшуюся из-под колес чапуринской тележки, злобно примолвил:
– Помни ты это, Патапка Чапурин, а я не забуду!.. И не забыл. Написал "репорт", что в деревне Осиповке у торгующего по свидетельству первого рода крестьянина Патапа Чапурина имеется "публичная" моленна, а по слухам якобы-де в оной находятся престол и полотняная церковь, а раскольничье-де служение совершают жительницы разных скитов и наезжающий по временам из Городца беглый поп. Консистория начала дело, и хоть оно ничем не кончилось,
И с той поры, как ни случится, бывало, Патапу Максимычу встретиться с попом Сушилой, тотчас от него отворотится и даже зачнет оплевываться, а Сушило каждый раз вслед ему крикнет, бывало: "Праздник такой-то на дворе, гостей жди: с понятыми приеду, накрою на службе в моленной... И про эти угрозы от людей стороной узнавала Аксинья Захаровна и каждый раз, как в моленную люди сойдутся, строго-настрого наказывала старику Пантелею ставить на задах усадьбы караульных, чтоб неверный поп в самом деле службы врасплох не накрыл.
Прошел год, опять настала ярмарка, опять на дороге встретился с попом Патап Максимыч. Поп из города, Чапурин в город.
– На ярмарку, что ли?
– крикнул Сушило.
– На ярмарку,- сухо ответил Чапурин.
– Купи моей матушке попадье гарнитуровый сарафан да парчовый холодник. Не купишь, так прижму, что вспокаешься,- сказал Сушило.
– Не жирно ли будет? Да и твоей ли чумазой попадье в шелках ходить? усмехнулся Патап Максимыч и поехал своей дорогой.
– Помни это слово, а я его не забуду!..- кричал ему вслед Сушило.Бархаты, соболи станешь дарить, да уж я не приму. Станешь руки ломать, станешь ногти кусать, да будет уж поздно!..
Какие ни писал Сушило "репорты", ничего не поделал с Чапуриным. И оттого злоба стала разбирать его пуще. Слышать не мог он имени Патапа Максимыча. И замышлял донять его не мытьем, так катаньем!
* * *
Солнце с полден своротило, когда запылилась дорожка, ведущая к Свиблову. Тихо в погосте: Сушило после обеда отдыхал, дьячок Игнатий да пономарь Ипатий гоняли голубей; поповы, дьячковы и пономаревы дети по грибы ушли, один Груздок сидел возле мостика, ловя в мутном омуте гольцов на удочку. Заслышав шум подъезжавшей тележки, поднял он голову и, увидев молодого человека, одетого по-немецкому, диву дался.
"Кто бы такой?
– думал сам про себя рыболов.- Приказный из городу, так ехал бы с ямщиком, да у него и борода была бы не бритая, господ по здешним местам не водится,- разве попович невесту смотреть к батюшке едет?.. Так где ему взять таких лошадей?
– Эй ты, любезный!- крикнул Самоквасов, осаживая лошадей.
Пристально поглядел на него Груздок и сердито пробормотал что-то под нос. Был он суров и сумрачен нравом. Одичав на безлюдье, не любил вдаваться с посторонними в разговоры.
– Подь-ка поближе сюда!- крикнул ему Самоквасов.
– Сам облегчись, видишь, за делом сижу,- грубо ответил Груздок.
– Лошадей оставить нельзя, и к тебе подъехать нельзя. Ишь какой косогор! сказал Самоквасов.
– Так мимо да прочь,- огрызнулся Груздок.
– Водку пьешь?
– вскричал Самоквасов.
– Эва!
– с улыбкой отозвался Груздок, и лицо его просияло.
– А ерофеич?
– Толкуй еще!
– А ром?- продолжал подзадоривать мрачного сторожа Самоквасов.
– А ты подноси, чего спрашивать-то?..- молвил Груздок и, бросив на песок лёсы и уды, скорым шагом подошел к тележке.
Самоквасов вынул из-под подушки оплетенную баклажку, отвинтил серебряный стаканчик, покрывавший пробку, и, налив его водкой, поднес ухмылявшемуся караульщику.
– Знатно!
– крякнул Груздок.- Давно такой не пивал!.. С запахом!..
– Померанцевая, - подтвердил Самоквасов, подавая Груздку ватрушку на закуску.- Ты здешний, что ли?
– Никак нет, ваше благородие. Черниговского графа Дибича Забалканского пехотного полка отставной рядовой,- вытянувшись по-военному, отвечал караульщик.
– Что ж здесь поделываешь?- спросил Самоквасов.
– По бедности, значит, моей при здешней церкви в караульщиках,- отвечал Груздок.
– Что у вас батюшка-то, каков?
– Не могим знать, ваше благородие,- отрезал караульщик.
– Да ты благородием-то меня не чествуй... Я из купечества... Так как же батюшка-то?.. Каков?..- спрашивал Самоквасов, наливая другой стаканчик померанцевой.
– Со всячинкой, ваше степенство,- улыбаясь, ответил Груздок.- Известно дело, что поп, что кот, не поворча, и куска не съест.
– А деньги любит?
– Эх, милый человек! Как же попу деньги не любить, коли они его самого любят? Родись, крестись, женись, помирай - за все деньги попу подавай,- со смехом сказал Груздок, хлопнувши на лоб другой стаканчик померанцевой.
– А по скольку за свадьбу берет?
– спросил Самоквасов.
– Ихнее дело, не наше,- закусывая поданной ватрушкой, ответил Груздок.
– А ну-ка, служивый, испробуй ромку теперь,- сказал Самоквасов, доставая другую баклажку.- Так по скольку ж батька-то у вас за венчанье берет?
– С кого как,- отвечал караульщик.- С богатого побольше, с бедного поменьше... Опять же как венчать, против солнца - цена, посолонь - другая, вдвое дороже.
– Хорош ли?
– спросил Самоквасов у Груздка, когда тот выпил стаканчик рому.
– Важнецкий!
– с довольством ответил караульщик.- С самой Венгерской кампании такого пивать не доводилось. Благодарим покорно, господин купец, имени, отчества вашего не знаю.
– Это у тебя что за бутылка лежит?
– спросил Самоквасов.