В ловушке гарпий
Шрифт:
Один из важных вопросов отпал сам собой. У института база в Юргордене. Обычно такие базы строятся в курортных местах, подальше от загрязненного промышленностью воздуха. Манолов получил разрешение на проведение серии опытов по своей программе и ездил туда каждый вечер в продолжение десяти дней.
— Кто там работает?
— Линдгрены. Отец и дочь.
Звучит несколько необычно. Но, оказывается, такая уж здесь практика. Принимают на работу близких родственников и они живут на территории базы, потому что животные нуждаются в постоянном специальном уходе.
— Вы уверены, что доктор Манолов ехал на базу?
— Абсолютно!
— А кто еще знал об этих поездках?
Велчева ставит на стол чашечку со своим ненастоящим кофе.
— Многие. А почему вы спрашиваете?
— Просто мне необходимо это знать. Вы не могли бы перечислить имена?
— Ну… прежде всего все мы, работающие в трех лабораториях. Доктор Стоименов, лаборантки… Потом доктор Ченарт. Хотя нет, он за день до этого уехал! — уточняет она.
— А нельзя ли более подробно?
— О докторе Ленарте? Он руководит радиологической лабораторией, в которой проводятся наши опыты по облучению. Симпатичный, умный человек, с ним приятно работать!
— Однако он уехал?
— Да, насколько мне известно. За день до этого. Другие… впрочем, все сотрудники Ленарта знали о серии доктора Манолова.
Она называет имена: Анна Виттинг, биолог, помощник Ленарта, а из кураторов — оберкуратор Макс Нильсен. Может, и еще кто-то знал, но эти уж точно. Характеристики ее все так же скупы — корректные сотрудники, очень точны, в известном смысле даже педантичны, но в науке это нужное качество.
— А над чем работал доктор Манолов?
— Ну… — она смотрит на меня немного растерянно. — Тема у всех у нас общая — иммунитет при пересадке органов. Это очень важная проблема! Например, сделана пересадка сердца или почек, а организм отторгает их! Необходимо подавить иммунитет, поэтому мы прибегаем к облучению… Однако в результате облучения иммунитет может снизиться настолько, что человек погибает от простейшей инфекции!
— Как… в старой истории. Между Сциллой и Харибдой, не так ли?
— Более или менее. Все мы работаем над одной темой, но исследуем ее с разных сторон. Такой подход нельзя назвать новым. То, чем мы занимаемся, в общих чертах широко известно… Хотя существуют и кое-какие детали, подробности… Кроме того, мы готовимся к открытию центра трансплантации. Как видите, вовсе не Америки открываем!
Пришло время задать вопрос, который уже давно вертится у меня на языке.
— А может ли кто-нибудь из вас… прийти к открытию? Маленькому, не очень важному, но постараться сохранить его в тайне от коллег?
Велчева скептически улыбается. Морщинки у глаз приходят в движение.
— Вижу, вы любитель научной фантастики! Какое открытие? Все описывается, обсуждается, протоколируется…. Коллега Дебрский, сегодня даже самая маленькая тема в науке требует усилий многих людей!
Разговор уходит в сторону, мы рассуждаем о том, что нынче науку двигают вперед коллективы и случайных открытий не бывает. Каждый шаг терпеливо подготавливается совместным трудом многих людей.
Кое с чем я соглашаюсь, а кое с чем — нет. Похоже, я неисправимый романтик и продолжаю верить в вымирающее племя ученых-одиночек. Мы не можем прийти к единому мнению с практичной, земной Велчевой. Поэтому я тороплюсь доесть свой ужин и перейти к следующему пункту.
— Доктор Велчева, позвольте деликатный вопрос. Поверьте, задаю его не из праздного любопытства.
— Задавайте.
— Была ли у доктора Манолова приятельница?
— Н-нет! — отшатывается Велчева.
Я улавливаю мгновенное колебание и пытаюсь за него ухватиться.
— Ответьте мне правду! Теперь это важно не для него, а для многих других людей! Скажите, о чем вы подумали только что?
— Я подумала… Нет, это не то! Знаете, одинокий мужчина… — она колеблется, но потом решается. — Ну, хорошо, раз настаиваете! Мне кажется, Анна Виттинг… имела на него известное влияние.
— В каком смысле?
— Как… любая красивая женщина. Но не более того, поймите меня правильно! Доктор Манолов был серьезным человеком!
Я верю ей. Странно, если бы было иначе. Однако нельзя забывать и о микрофоне в его автомобиле.
Щеки Велчевой покрываются красными пятнами. Пора переходить на другую тему.
— Последний вопрос. Как у доктора Манолова обстояли дела со здоровьем? На что-нибудь жаловался?
— Со здоровьем? — удивленно смотрит на меня Велчева. — Нет… Если только что-нибудь интеркуррентное…
Медицина полна подобных слов. Интеркуррентные, криптогенные, идиопатические… Понятия, за которыми легко спрятать незнание. И которые ничего не значат. Или, точнее, означают что-то вроде “переходные”, “скрытые”, “внутренние”. Но как бы там ни было, доктор Манолов на сердце не жаловался. Не было предвестников инфаркта, о котором намекал тот полупротокол у Ханке.
Я думаю над тем, почему в старой деревянной шкатулке не обнаружилось того, что я разыскивал. В ней не оказалось нитроглицерина — лекарства, которое каждый, кто опасается инфаркта, обязательно держит под рукой. Манолов нитроглицерина не держал.
Будем считать, что я поужинал, и — что важнее — выяснил некоторые вопросы. Велчева уже давно выпила свой антикофе. Парочка за нашим столиком продолжает шептаться, интересуются они только собой.
Мы встаем и выходим из закусочной. На площади людского гомону поубавилось. Вдоль бордюра чинно застыли припаркованные автомобили, по их лакированным спинам скользят голубые и оранжевые блики реклам.
По дороге мы беседуем на общие темы — о городе приближающейся осени. Скоро ожидаются первые заморозки. Зима здесь мягкая, но продолжительная.
Неожиданно Велчева останавливается.
— Знаете… хотелось бы спросить у вас, если можно?
— Конечно!
— Верно ли то, о чем писали газеты? Что он даже не пытался избежать столкновения с грузовиком? Видел его… и несмотря на это…
Я пытаюсь подобрать наиболее правильный тон.
— Не уверен, что он его видел.
— Потому что если это верно, — продолжает Велчева, — значит, Евгений самоубийца!
Мы шагаем и я отвечаю не сразу.
— Он не покончил жизнь самоубийством. И не был пьян — тогда, за рулем.