В мареве Атолла (Сборник НФ)
Шрифт:
Знал ли Ульд вдагскую пословицу, соответствующую нашей: «Кто платит, тот и заказывает музыку»? Знал, конечно.
Но полагал, что до музыки еще далеко. Больше, чем он проживет на свете.
Следующие двадцать лет в биографии Здарга укладываются в одну фразу: «Ульдатрон должен быть мощнее и компактнее». От мощности зависела степень воздействия, от компактности — широта применения. Во имя мощности и компактности Здарг работал с рассвета и до заката, нередко и с заката до рассвета. Он внес сотни предложений — принципиальных, рационализаторских, оригинальных, традиционных,
Исходный уровень: Грави-Вдаг 1 мм. То есть в самом сердце ульдатрона, там, где «игла вонзается в иглу», в кружочке диаметром в один миллиметр, создается искусственное тяготение такой же силы, как на поверхности планеты Вдаг. Как полагается, оно убывает пропорционально квадрату радиуса и в лаборатории под бетонной крышей вызывает дрожание светового зайчика.
Грави-Вдаг 1 см появился через три года. Это был громадный технический скачок, и стрелки приборов отмечали уже не сотые, а десятые доли галов. Ученые всплескивали руками; журналисты вежливо улыбались: стрелка качнулась, как напишешь об этом очерк?
Грави-Вдаг 10 см. Еще два года трудов, искусственное поле в тысячу раз мощнее, чем в самом начале. Стрелочки отмечают разницу в 1–2 гала. Ученые восторгаются. Журналисты недоумевая дословно записывают восторги.
Но когда еще через два года появился Грави-Вдаг 1 м, тут уж нашлось что показать. Ульду не приходилось диктовать статьи, корреспонденты сами находили слова восхищения.
Вот отрывок из очерка того времени.
«… — Внимательно смотрите в нишу, — говорит чародей.
Полукруглый стальной грот освещен ярким светом. Блестят краны и циферблаты приборов, блестят металлические стены.
Пронзительный режущий свет как бы нарочно подчеркивает пустоту. Всплывает неуместное сравнение. Так фокусник вздергивает рукава, уверяя, что в руках у него нет ничего. В гроте пусто, демонстративно пусто.
Волшебник кладет на рычаг старческую веснушчатую руку со вздутыми венами.
— Смотрите внимательно!
Что происходит? Вздрогнув, ниша начинает погружаться.
Вся лаборатория перекашивается, пол становится покатым.
Невольно хватаемся за подлокотники, чтобы не сползти с кресел.
Ниша, перетянувшая комнату, столь же демонстративно, пуста.
Волшебник вынимает из кармана яйцо (все волшебники манипулируют с яйцами) и кидает его перед собой. Вместо того чтобы упасть и разбиться, как полагается порядочному яйцу, это плывет по воздуху, набирает высоту и, покачавшись, застревает в центре ниши.
— Воду, пожалуйста!
Бьют струйки из никелированных кранов, с потолка вниз, из пола вверх. Но не хотят растечься, разбрызгаться; струи слипаются в воздухе, образуя поблескивающий шар. Он висит в нише, не касаясь стенок, не падая и не всплывая. Кидаем в него монетки, камешки, спичечные коробки, что под руку попадется. Дерево плавает по водяному шару, камешки концентрируются в середине. Кто-то из ассистентов
Еще три года труда. Следующая ступень: Грави-Вдаг 10 м.
(Из очерка того же журналиста)
Над одноэтажным цилиндрическим зданием странное сооружение: шар на трех выгнутых ногах. Как бы трехногий паук схватил домик, силится сдвинуть, утащить в свою нору.
Входим не без опаски. Но внутри обыденно: кресла, столы, пульт управления — обыкновенная диспетчерская. Единственная странность: на потолке тоже пульты, столы и кресла.
Только там зеленые, а на полу красные. Как будто можно спутать пол и потолок.
— Сегодня вы побываете на всех планетах по очереди, — говорит современный волшебник — Ученый, Который Может Все.
Зажигаются экраны в нишах, заменяющих окна. Пейзаж родимого Вдага — тростники над бурой застоявшейся водой.
По тростникам пробегают травяные волны. Гребни желтоватые, впадины зеленые.
— Ну, едем в космос!
Горизонт шире и шире, отступает оливково-желтый ковер.
Отступает и голубеет, словно уходит вдаль. Ощущение такое, будто входишь в воду. Тело легче, руки сильнее. И вдруг, оттолкнувшись, всплываешь, начинаешь парить в немокрой жидкости. Голова слегка кружится. Правая, левая где сторона?
— Межпланетная невесомость, — поясняет волшебник, уверенно всплывая рядом.
На экранах черный бархат со звездной вышивкой.
— Правьте на кресла, — предупреждает гостеприимный волшебник. — Сейчас мы причалим.
Сам он уже держится рукой за спинку. То ли висит, то ли стойку делает — тут нет разницы. Плыву к нему, потом неловко плюхаюсь рядом. И лишь тогда замечаю, что попал в зеленое кресло, значит, сижу на потолке. Сижу головой вниз, как муха, но чувствую потолок полом. И ноги твердо стоят на потолке. А небо на экранах ближе к полу. Небо чернозвездное.
Под ним остроконечные скалы. И оспины бесчисленных кратеров. Лунный пейзаж.
— А теперь посетим большую планету.
На экранах звезды гаснут. Солнце тонет в струях мутного дыма.
А на меня навалился гигант-невидимка. Налег на плечи, вдавливает в кресло. Стонут пружины под тяжестью, врезались в кожу складки костюма, ребра трещат. Вижу, как стареет на глазах волшебник: горбится, обвисают щеки и веки, мешки набрякли под веками. Даже он, Который Может Все, не может вытерпеть перегрузки.
— Четыре «же», — хрипит он. — Довольно?
Веками киваю. Даже рот открыть тяжко. А голову опускать некуда: итак подбородок на груди.
Веснушчатая рука продвигается к кнопкам пульта.
Отпустило!
— Восемь «же» переносил я в молодости, — вздыхает волшебник. — А наши космонавты тренируются при двенадцати. И выше…
— Да, для космонавтов это подходит, — соглашаюсь отдышавшись. — Но к чему это нам, простым смертным?
И тогда волшебник ведет меня к другому чуду.