В мире фантастики и приключений. Выпуск 1
Шрифт:
– Ваше здоровье, дорогой друг!
Петр Сергеевич встал и вытер губы. Поднялся и Костров. Они поцеловались троекратно, как полагается в этих случаях. Потом подбежала Валя к Петру Сергеевичу, потом подошел Вертоградский. Интенданта обнимали, целовали и растрогали вконец. Он даже всхлипнул от глубины чувств и чуть было не прослезился.
– Спасибо, друзья, - сказал он.
– По совести говоря, сколько раз я мечтал сплавить вас подальше куда-нибудь, в Москву или на Урал.
– Помилуйте, - закричала Валя, - что ж мы вам - надоели
– Ну, знаете, - Петр Сергеевич развел руками, - конечно, приятно иметь в партизанском отряде научно-исследовательскую лабораторию, но хлопотно, не буду скрывать, очень хлопотно. Как-то Алеховские болота мало приспособлены для научной работы.
– Позор!
– сказал Вертоградский.
– Мы к нему с открытой душой, с дружбой, а он, оказывается, нас выгнать хотел.
– Хотел, хотел, - признался Петр Сергеевич, - а сейчас жалко будет расстаться. Вернемся домой, станем жить-поживать, а ведь этого никто из нас не забудет. Тысячу раз будем вспоминать и страшное, и смешное, к грустное. Детям нашим будем рассказывать. Как, Валентина Андреевна?
– Будем, - уверенно сказала Валя.
Петр Сергеевич повернулся к Кострову:
– Андрей Николаевич, вернетесь в наш город после войны?
– Как только лаборатория будет восстановлена, так и вернусь, - сказал Костров.
– За этим дело не станет. Если в лесу наладили, так в городе уж как-нибудь.
– Петр Сергеевич поднял кружку: - Ну, по последней - за встречу!
Все выпили. Выпил и я, хотя и чувствовал себя в этом тосте лишним. Действительно, про эту дружбу между профессором и интендантом можно было сказать, что она прошла и огонь и воду. Разные судьбы были у этих людей, в обыкновенное время - разные интересы, разная жизнь, а, пожалуй, теперь, прожив это время так, как они прожили, до конца жизни станут профессор и партизанский начхоз близкими друзьями.
Застучали вилки и ножи. Вертоградский хвалил грибы, Петр Сергеевич с аппетитом уплетал колбасу, мы с Костровым налегали на кислое молоко.
Следовало вернуться к разговору, который еще далеко не был кончен. Я сразу взял быка за рога.
– Да, - сказал я, - как бы мы весело завтракали сегодня, если бы вакцина и дневник были найдены и возвращены Андрею Николаевичу!
III
Костров вздрогнул от неожиданности, сердито на меня посмотрел и отвернулся.
Наступила пауза. Все только отвлеклись от этой проклятой темы, только развеселились немного, а я, как нарочно, снова к ней возвращался.
Вертоградский нахмурился. Петр Сергеевич посмотрел на меня удивленно и недовольно, а Валя, добрая душа, только спросила очень дружески:
– А почему не удалось найти, Володя?
Она хотела дать мне возможность объяснить всё и оправдаться. И Вертоградский хотел мне помочь.
– Это я виноват, - сказал он.
– Все
– Трудное было следствие?
– спросила Валя.
Я пожал плечами и улыбнулся.
– Не следовало бы мне говорить, так как я ничего не добился, но все же скажу: нет, не особенно трудное.
– Какие же тогда бывают трудные дела?
– удивился Петр Сергеевич.
– Ну, - сказал я, - в разное время разные…
– Что же было бы, - спросил Костров (ядовитый он был старик!), - если бы вам пришлось столкнуться с трудным делом?
Я промолчал. Петр Сергеевич встал и подошел к окну.
– Солнце высоко, - сказал он.
– Надо вам собираться. И мне давно пора.
Жестом я остановил его:
– Десять минут не расчет, Петр Сергеевич, подождите.
Я допил чай и поставил стакан на стол. Еще раз прикинул в голове все то, что мне предстоит сказать Вертоградскому. Я чувствовал, что он насторожился. То, что я без всякой видимой причины задержал Петра Сергеевича, не прошло для него незамеченным. Кажется, Андрей Николаевич и Валя тоже почувствовали, что я не случайно попросил остаться партизанского интенданта. Оба они посмотрели на меня внимательно и выжидающе.
Я заговорил подчеркнуто спокойно, даже немного небрежно:
– Вы знаете, Юрий Павлович, даже вот в этом нашем деле, хотя, казалось бы, преступник изобличен и убит, многое кажется неясным.
– Ах, так?
– заинтересованно сказал Вертоградский.
– На мой дилетантский взгляд, все решено и ясно.
Я не смотрел на Вертоградского и сказал, не обращаясь ни к кому в особенности, как бы просто размышляя вслух:
– Мне думается, что у Грибкова должен быть сообщник.
– Неужели это еще не кончилось?
– тоскливо сказала Валя.
– Конечно, не кончилось, - буркнул Костров.
– Вакцины-то ведь нет? Мы не знаем, где она.
Вертоградский пожал плечами:
– Под любым деревом, в любой куче валежника. Лес велик.
Но я, не сбиваясь, продолжал раздумывать вслух:
– Найдем мы вакцину или не найдем, а сообщника найти мы должны.
– Откуда сообщник?
– удивился Вертоградский.
– Давайте рассуждать. Убить Якимова Грибков мог и один. Но связать, заткнуть рот и спрятать… подумайте сами. Якимов был здоровый, сильный человек.
– Грибков мог его оглушить, - сказал Вертоградский.
– На голове у Якимова нет повреждений.
– Может быть, наркоз?
– Допустим.
– Я закурил папиросу и некоторое время ходил по комнате, как бы раздумывая, могли ли Якимова усыпить наркозом.
– Допустим также, - сказал я, - что Грибков выследил, где хранится вакцина. Но не кажется ли вам странным, Юрий Павлович, что он уверенно заходит в лабораторию, не зная, спите вы или нет? Ведь, согласитесь, это очень рискованно.