В мире фантастики и приключений. Выпуск 6. Вторжение в Персей
Шрифт:
Я повторял это до тех пор, пока не сумел взять себя в руки.
Передо мной на столике с ножками, таящими в себе тысячи проводов к датчикам и анализаторам, возвышался ящик, за полированными стенками его были собраны редчайшей чистоты кристаллы, уникальные химические образования, в равной степени творения ума и рук мастеров и плод поисков космонавтов-геологов. Я вспоминал зеленый камень с Меркурия, красовавшийся на платье Веры, он достался ей лишь потому, что его забраковали создатели этой машины, нашей корабельной МУМ, одной из многих сотен однотипных
– Ты, сверхмудрая и безошибочная! – сказал я горько. – Ты, рассчитывающая миллиарды комбинаций в секунду, может, поделишься со мной итогом одной комбинации, что реально совершается снаружи – двести кораблей против одного?
«Поражение! – засветился в моем мозгу холодный ответ МУМ. Через секунду она уточнила: – Гибель „Волопаса“ после гибели многих атакующих судов врага».
Я зло усмехнулся. Я ненавидел черствую машину.
– Подороже продадим наши жизни, как это называется на языке Камагина. А если без категорий купли и продажи? Согласись, всезнающая, та эпоха, когда всё продавалось и покупалось, в том числе и человеческие жизни, давно завершилась.
«Вы воюете, а война древнее торговли. Раз явление древнее, термины, описывающие его, тоже не новы».
– Значит иного выхода нет?
«Нет. Гибель.»
– И твоя, стало быть, гибель, всепонимающая?
"Моя – в первую очередь. Если попаду в руки врага, человечество потерпит больший урон, чем если им достанется живым кто-либо из вас или все вы разом. Для гарантии успеха вы должны демонтировать меня, не дожидаясь общей гибели.
– Дура ты! – сказал я. – Надменное и тупое вещество, имитирующее живой разум! Гарантия успеха... Ты будешь, конечно, демонтирована, это я тебе обещаю!
Я быстро вышел из помещения МУМ и прошел в отделение аннигиляторов Танева. Я блуждал по узким коридорам, пролезал в щели, поднимался на лесенки, задерживался на площадках – всюду вспыхивал свет, когда я приближался. И всюду были машины, гигантские, огромней городских домов, механизмы, сотни, может быть, тысячи автономных машин, при всей своей величине не более чем крохотные элементы созидательного и разрушительного начала галактического корабля.
Я дотрагивался до них, прислонялся к ним, любовался ими, печалился о них.
Может быть, только в мечте о всемогущем боге создавал до них человек нечто подобное, умеющее творить вещество из «ничего» и превращать вещество снова в «ничто». Но это представление о боге было мечтой, фантастично разыгравшимся воображением, а здесь присутствовало материальное создание человеческого ума – реальный аппарат творения и уничтожения. И сейчас я должен был их уничтожить, чтоб они не достались врагу. И это было много тяжелее, чем решиться на собственное уничтожение.
«Сентиментальный дурак! – сказал я себе с отвращением. – Ты, не колеблясь,
Из отделения аннигиляторов я завернул в общежитие ангелов. У них шли занятия: ангелы обучались человеческому языку, нашим наукам и трудовым умениям. Мое появление прервало урок, ангелы шумно сгрудились вокруг. Обрадованный Труб сжал меня крыльями.
Я извинился, что внес беспорядок, и увел Труба.
– Наши дела плохи, друг мой, – сказал я.
– Хуже, чем были в Плеядах, когда напали зловреды? – спросил он. События тех дней были для него как бы эталоном отличного поведения.
– Много хуже. Речь идет о наших жизнях – и прогноз МУМ отрицательный.
– Ты хочешь сказать, что мы погибнем в предстоящем сражении?
– Именно это.
Он слушал, грозно хмурясь. Он уже не был тем первобытным наивным храбрецом, каким когда-то явился к нам. И он уже не считал реально существующим одно то, что видели его глаза и до чего он мог дотянуться когтями, он знал теперь, что невидимое временами страшнее предметного.
Он громко всхлипнул и утер глаза.
– Тебе не хочется умирать, Труб? – Это был глупый вопрос, но ничего умнее не пришло в голову.
– Не то, Эли. Я был уверен, что мы высадимся на зловредной планете и произведем там революцию.
– Революцию, Труб?
– Разве я неправильно произнес это слово? Мы изучаем человеческую историю, – объявил он с гордостью. – И нам нравится, что люди, когда становилось невтерпеж, совершали революцию. Хорошо бы сделать революцию у зловредов, освободив всех, кого они угнетают. Теперь этим мечтам – конец.
– История не кончается на нас. Нам не удалось – удастся другим людям и их друзьям.
От ангелов я пошел к Лусину. Для его конюшен был отведен поселок на окраине городка. Лусин обучал Громовержца приемам воздушного боя. На дракона налетал отряд пегасов, крылатый ящер отбивался от воинственных лошадей. Меня удивило, что он не мечет молний, но Лусин разъяснил, что разряд даже малой интенсивности заживо сшибает даже самого дюжего пегаса.
– Как снаружи? – спросил он. – Нас преследуют? Опасно? Очень? Нет?
Я и ему рассказал, как сложилась обстановка. Лусин с отчаянием посмотрел на своих драконов и пегасов.
– Все погибнут? Эли, скажи – все?
– Неужели ты надеялся, что кто-то из твоих тварей уцелеет в таком катаклизме?
– Не говори так, не твари. Разумные. Жалко до смерти.
И сейчас он думал не о себе, а о своих синтезированных чудовищах, три четверти его духовных помыслов сводились к заботе о них. Умом я понимал такое отношение, но чувство мое протестовало. Что-то от прежнего Ромеро, боровшегося против помощи звездожителям и превозносившего человека, сохранялось, видимо, и во мне.