В мире хищных зверей
Шрифт:
"Ученые", или Армия Защиты Прогресса считали, что нельзя останавливать научную мысль и техническое развитие цивилизации, а, наоборот, следует ускорять, ибо в этом спасение из постигшего всех "тупика".
И последняя армия, солдатом которой и был Егор, - Правительственная. Свободная Война началась стихийно, охватила все слои и вовлекла в противостояние большинство населения, поэтому правительство не посмело назвать это восстанием или беспорядками и посему профессиональная, оплачиваемая из средств налогоплательщиков армия, так и осталась в стороне нейтральным свидетелем. Как ни странно, Правительственные войска составлял такой же простолюдин и обыватель, что
Впрочем, так было вчера. Кто же с кем воевал сегодня знали лишь высшие командования, а может быть и не знал никто.
Егор еще раз провел взглядом по белому замерзшему полю с множеством чернеющих холмиков - накануне поработала артиллерия. По ту сторону поля молча выжидали и видимо тоже удивлялись каверзам погоды бойцы Легиона Ангелов. Насмотревшись на хрупкую тишину и прилично озябнув, Егор скользнул по траншее в тупик, где солдаты устроили сортир и исполнил свои дела.
– До-олго ходил!
– удивился лейтенант, который, укутавшись в одеяло, размечал на карте позиции.
– Я, товарищ лейтенант, в сортир бегал.
– Сколько?
– спросил Поэт, не отрываясь от окуляров перископа.
– А... минус двадцать три, - вспомнил Егор.
Лейтенант присвистнул.
– Однако!
– отозвался из угла и радист.
– Товарищ лейтенант, - позвал Поэт, - а враг-то наш призадумался. Молчит, стерва.
– Ужинает, наверное.
– Да не, - сказал Егор, - приморозило.
– Зимой не навоюешься, братцы, вот что я вам скажу.
– Я одного не понимаю, - сказал лейтенант Мога, оторвавшись от карты.
– Разве ж мы тоже не хотим хорошей жизни? Чего ж они все повылазили-то! Им, значит, надо, а мне не надо? А мне может еще больше надо. Собрались бы, решили тихо-мирно раз и навсегда все проблемы.
– Товарищ лейтенант, так ведь на то и Тупик, что тысячи раз собирались и ничего не смогли решить. Дело в том, что из миллиардов людей, по сути, ни один не знает чего он хочет и чего он будет хотеть в течение своей жизни. В этом дело. Вот даже если к любому подослать психолога, а тот задушевно так спросит: "Скажи мне четко чего ты хочешь, только существенное, а не облепившую тебя житейскую шелуху". Человек покопается в душе - а ведь он и раньше там копался - и четко назвать только что из шелухи сможет, а под шелухой плита. Он ее ни откусить, ни проломить, ни вытащить - что за плита не знает. Мечется. Всю жизнь каждый мечется: и молодой в неведении, и старик мудрец в неведении - подвижки-то никакой. Вся разница только в том что к старости люди костенеют, если не предаются упражнениям, а плита как была, так плитой и остается.
Поэт оторвался от своей трубы.
– Возможно, это и имеет место для ищущего человека, а слабый, или наглый, или ловкач закрывается обеими ладошками от метаний и устремляет взгляд сразу на практику и говорит: " Вот мне так и так по необходимости дана задача прожить жизнь. А пусть будет неважно кто я и где я, главное поцепче ухватиться, пошире расставить ноги и прожить как можно легче, с меньшими потерями, страданиями, терзаниями, а возможно даже и с наслаждением.
– Представьте, - вдруг подал голос Егор, - что мы, играючи, строим из песка городок и садим туда тараканов. Мы наблюдаем за теми, кто помогает нам - неторопливо ползает
– мы терпеливо сталкиваем вниз. Того одного, который мечется. За редким исключением, правда, мы вдруг смилостивимся и отбрасываем его в траву, беря за туловище или лапку, или мы отвлекаемся, и он успевает убежать сам - тогда он навечно вычеркивается из игры.
– Странная эта штука - жизнь!
– Ненавижу тех тараканов, которые там остаются сидеть. Тех, кто хочет легко прожить жизнь, прогибаясь под обстоятельствами, - сказал Поэт.
– Всю жизнь против них бьюсь. Никогда не поверю, что невозможно всем сплотиться, блин, и устроить на земле приличную атмосферу для жития. Для ВСЕХ. Многое ведь от отношений зависит и от душевности. Чтобы каждый пообещал жить так-то и так-то и всю жизнь с охотой выполнял обещанное. А то тычемся как слепые котята в разные стороны в зависимости от настроения. Нет, точно говорю, своим ходом идти к идеалу слишком долго. Надо скачком, надо всем одновременно.
– Ты хочешь, - сердито кинул радист, - я понял, чтобы остались одни сильные? Но среди любых сильных всегда будут свои слабые. Причем слабые скорее хотят чтобы не было сильных, чем самим сделаться равными им.
– Лично я не хочу быть слабым, - сказал Поэт.
– И я не умру. Пусть они дохнут, а я все сделаю для того, чтобы выжить. Потому что то, что я копошусь - для них страдание и приближает их к свету и истине, но они многое - не все, конечно, - но многое отдали бы за то, чтобы меня вообще не было, а их оставили в покое. Но я буду жить и буду копошиться.
Поэт откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Внезапно оказалось, что в землянке довольно холодно. По полу несло стужей.
– Перестаньте мозги выкручивать, - приказал лейтенант.
– Правильное решение всегда красиво и просто. А раз не дотопали, то и воюем себе. И еще тысячу лет воевать будем.
Поэт, пошатываясь, встал и упал на койку.
– Знобит чего-то. Я посплю, товарищ лейтенант, не могу. Будите чуть что, - сказал он и укрылся грубой серой шинелью.
– Что ж раньше-то не сказал. Да спи уж. Рядовой Егор, вскипятите ему чаю.
Напоили кипятком и тогда только Поэт тревожно уснул. Его сильно морозило, почти колотило, он ворочался, поджимал ноги, втаскивал под себя края одеяла.
А и Егору уже надоел этот мир. Пора было уходить - да куда уйдешь!
Он снова выглянул из землянки и по градуснику отметил похолодание еще на три деления. Повалил снег - густыми хлопьями и земля пригревала его на своей остывающей, но еще теплой груди. Далеко со стороны деревни хлопали редкие выстрелы. Все небо и горизонт были задернуты плотным снежным туманом, который прикрывал и невидимого теперь противника.
– Егор!
– выкрикнул из блиндажа лейтенант Мога.
– Я разговаривал с командующим Мятовского форта, они подобрали перебежчика и тот предупреждает о готовящемся наступлении по всему фронту, намечаемом на семь часов утра завтра. Предваряющий атаку час будет использован на артподготовку. Адъютант Малыш, предупредите об этой акции командиров второй, третьей и четвертой рот. Идите... Сержант Паблиус, соедините меня с секретарем Генштаба Правительственной Обороны...
Егор выскочил в сумеречную холодрыгу и побежал по рву, втянув ладошки под обшлаги шинели. На неприкрытую ничем его пепельную шевелюру торопливо оседали снежинки. Где-то в тропосфере натягивались последние метры плотной шторины и внезапно стало темно, как в захлопнутом сундуке, а поток сыплющегося снега быстро увеличивался. Уши и нос чуть-чуть не отваливались и, наверное, стали белее снега.