В мире хищных зверей
Шрифт:
– Знаешь, Нит, спасибо за помощь. Видимо вору эти вещи оказались нужнее. Бог с ним. Буду умней в следующий раз - навешу замков, собачку заведу как советовали.
– Ты что! Генератор - вещь!
– возмутился Нит.
– Разживусь...
У Егора запершило в носу и он чихнул в обе ладошки, накрыв ими лицо. Опять стало неловко. Но самое удивительное было в том, что среди этих людей он совсем не чувствовал себя лишним. На равных. Один из них.
– Егор, - сказал Землис, - вы хотите пойти на сходку?
– А что там будет?
– Идите, идите, Егор, скучно не будет!
–
– Ладно, мы вместе и сходим.
Внушительный Нит напоследок кивнул им и исчез по своим делам; они остались вдвоем и сразу не о чем стало разговаривать. По коридору пробежал, топоча, Гата.
– Так вы, наверное, до сих пор не кушали?
– ошеломленно спросил Землис.
– Вперед, на кухню! На кухню!
...
Вечером они ходили на сходку к Найле. Приоделись, приумылись торжественностью усталость как рукой сняло.
Из Истории нам известно множество противопоставлений: нового старому, правого левому, ибо изначально нам не была показана тропа к рассвету. Тропу эту впоследствии и ее направление мы придумали сами, ориентируясь по некоторым вешкам (по нашему мнению - вешкам). Мы с завязанными глазами пытались, якобы, идти вперед, - при этом часто забуривались в чащу. Иногда удавалось выходить на просеку, или даже на шоссейную насыпь - ну и что! Идти становилось легче, но в ту ли сторону?
Одним из упомянутых противопоставлений были Светлоярск и Дубравная Слободка. Так называемые эффекты кучности (города) и общности (деревни), каждый из которых отражает одну из сторон человеческой организации. Город характерен тем, что все здесь находится под рукой, жизнь дешева и технологична, но тесна, а простота и свобода подавлены. Для Деревни характерны вольная жизнь, наличие большого свободного времени, но крайне низкая технологическая продуктивность. "В городе удобнее жить", проносится шорох ветра, и люди устремляются в город. "Город - это свалка и чугунный ритм жизни, - восклицают новоявленные властители умов, вдаль устремляющие взгляд, и люди, через года поняв мысль, бегут, бредут, выползают из городищ, нацеливаясь в Ауровилли и Дубравные Слободки. И так без конца, потому что нет среднего.
Деревья уже отливало темным изумрудом вперемежку с золотом, когда они подходили к жилищу Найлы. Сквозь контуры листвы пробивались последние грустные лучи солнца.
– Не мешать - наш принцип единственен, - говорил Землис Егору.
– Дать каждому человеку в Слободке волю делать то, что ему думается верным. Мы ничего никому никогда не запрещаем. Мы хотим добиться абсолютной саморегуляции общества через свободу и открытость.
– Но разве такое возможно?
– спрашивал Егор.
– Я легко представляю себе ситуацию, когда кто-то не хочет работать, считая это своей философией, а попросту от лени, и хорошо, если он просто не будет ничего делать. Ведь он может и... в общем, нарушать чужой покой.
– Если это вдруг произойдет, то немедленно родится общественное осуждение поведения такого человека.
– Стоп!
– сказал Егор.
– Осуждение - одна из форм ограничения свободы. Осуждения не должно быть.
– Но у других есть право высказывать мнение? Парадокс... Следовательно, высказывать эти
Тут они пришли. На крыльце стояли гомон, дым, хохот в свете зажегшихся фонарей.
– Ребята, Землис с новообращенным! Как вас зовут, товарищ?.. Игор? Егор? Мм. Красивое имя. Ха-ха. А меня Поэт... Просто Поэт... Ха-ха. Буду рад... Товарищи!
– вскричал Поэт.
– Это Егор, жалуйте-милуйте. Вам никогда не помешает свежий взгляд на жизнь...
– Заходите в дом - кофий стынет, - уговаривал, по-видимому, хозяин Найла.
Землис забурился в завесу табачного дыма, за ним Егор и прицепившийся Поэт - они прошли в избу, шумя дверьми, и в широкую, распаренную кофе и теплом, с рядом мягких кресел по периметру, комнату. Егор зажмурился.
– Я понял, - осененно сказал он.
– Сейчас вы рассядетесь эдаким овалом - утопающие сиденья, напитки, шоколад, короче, шик, завяжете беседу, может быть продолжите о чем-то неоконченном, и будете усираться спорить друг перед другом, не слушая остальных...
– Слушая.
– О, здесь вы ничего существенного не зарезюмируете, но придя домой глядя сквозь свою призму вы поймете всю величественность значения сходки: воспитательную, познавательную, исследовательскую. Каждый вынесет для себя свое. В душе каждого осядет личная песчинка с правом перерасти в бриллиант. Правильно я говорю?
– Так?
– усаживаясь, вопросительно кивнул Землис.
– Вы начнете писать книжонки, сочинять стишки, воспевая нечто нафантазированное, но вам будет мешать Город, Вечно Всплывающий В Памяти. Всеми силами вы будете стараться позабыть Город, но он неизменно будет мешать жить в мечтах. Будет МЕШАТЬ. Вы меня понимаете?
– Так, - еще раз, уже рассеянно повторил Землис.
– Слободка - тот же монастырь, - продолжил Егор следить за светлячком мысли, - а значит это тупик на железнодорожной ветке активной жизни... Но, неважно!.. Я признаю остроумие идеи сходки. Теперь мне все куда более ясно.
– Знаете что, Егор, - неожиданно оживился Землис, - вы просто неимоверно повысили свой рейтинг за то время, что я вас вижу, я еще не знал такой стремительной адаптации. Вы, Егор, станете прекрасным нашим товарищем.
– Нет!
– быстро ответил Егор.
– Я хочу в Город!
– В город?
– удивился Поэт.
– Очень странно. Я ведь сам ухожу в Город завтра утром. Всю душу выворачивает наизнанку, просто-таки штормит - так взгрустнулось перед расставанием.
– ...Отлично. Я иду с вами.
Ввалилась бурлящая гурьба, стали шумно рассаживаться.
– Друзья!
– встал хозяин собрания, когда все более или менее расселись.
– Прошу тишины!
– и разговоры слегка стихли.
– Как мы и намечали в прошлый раз, сегодня поговорим о будущем человечества. Соблюдаем рамки приличия. Пожалуйста!
Он сел. Егор обвел присутствующих взглядом - круг личностей, у каждой из которых своя голова на плечах. Ну что ж, посмотрим.
– Человечество мертво!
– фальцетом выкрикнул сухощавый (напротив Егора), задав мощный старт.
– О каком будущем идет речь, позвольте спросить?