В мире снов. Книга 1: Марк
Шрифт:
Арахна беззвучно убежала в чащу леса. Марк только раз заметил её брюшко между вековыми елями. И почувствовал, наконец, след от поцелуя. Подозрительно знакомый.
4
Чудесного исцеления не произошло. Марк по-прежнему чувствовал нестерпимую боль в ногах, когда подпрыгивал на кочках. Больше того, к боли прибавился ещё и зуд – каждая бусинка запёкшейся крови чесалась так, как будто блохи ползали поверх комариных укусов. Да это полбеды: каждая рана зудила внутри. Нестерпимо зудила.
Абгрейд волокуше пошел на пользу. Марк больше не болтался в мешке, раскачиваясь как вымя у дойной коровы. Он был буквально приклеен к плотно натянутой паутине.
Марк озадаченно изучал кроваво-чёрные бусинки на правой руке – места укусов. Они зудили намного меньше, возможно потому, что не были завёрнуты в кокон из паутины. И укусы оказывали анестезию, благодаря которой можно было шевелить пальцами руки. Марк, почему-то, был убеждён, что пальцами нужно шевелить – разрабатывать, дабы поскорее ввести в эксплуатацию.
– Ты мне всё таки объясни, – попросил Марк, – что она там такого со мной сделала? Третью ночь от её нежных поцелуев отхожу.
– Да ничего особенного, – пыхтя, ответил Блэк, ему всё труднее становилось тащить тушу напарника. – Ввела тебе свой яд. В разумных дозах. Не чтобы переварить, а чтобы помочь твоим костям срастись быстро и правильно.
– Она что, на хирурга училась?
– Арахна? Не-е-ет! Это у них коллективный разум. Даже не пытайся понять. Скажу так: мы тысячи умов, сливающихся в общество. А они – один ум, управляющий отдельными пустыми головами. Вот их сообщество знает, как такие различные травмы лечить. Хотя, чего там знать – кусай где болит, замотай где сломано.
– И что, они всем больным помогаю? За поцелуи невинные?
– Э-э не-е-е! Ей кто-то приказал это сделать. Скорее всего – их паучье сообщество. Может в благодарность за избавление от оборотня: наверняка он их собратьев покушивал.
– А не далековато ли мы от их сообщества? Скоро месяц, как мы с оборотнем тем свиделись.
– Не говори о том, чего не понимаешь. Они весь лес населяют. И все они – единый разум. Что знает арахна на одном концу леса, то видит другая на втором. Что болит у одной арахны, то болит у всех её сородичей, где бы они ни были. И если пожирают живьём одну арахну, кричит от боли и ужаса весь их род.
– Да уж, весёлая семейка. Погоди, это что выходит: меня всё их поучье сообщество в лице этой куколки поцеловало?
– Выходит так.
Марк немного позеленел от услышанного. Теперь, когда он почти забыл милое, кукольное личико с треугольным носиком, этот поцелуй ему казался прикосновением к Вселенской клоаке. А тут выясняется, что тем поцелуем насладилась целая стая Вселенских клоак.
– «Какая гадость! – думал Марк. – Хорошо, что я проблевался перед этим. Надеюсь сей привкус они тоже распробовали».
Мимо проплывали золотые берёзки. Кое-где встречались невысокие дубы с широкими стволами – казалось и десятку человек не обхватить такое основание деревца. Сквозь хвойную постилку стала пробиваться знакомая бурая трава. Изредка появлялись цветочные полянки, на которых густо росли фиолетово-зелёные одуванчики. Белые бабочки стайками кружили над полянками – самые обычные бабочки, капустницы. Хлопанье их тонких крыльев навеяло страшную тоску по нормальному миру, где солнце и садиться, и встаёт, где тьма и свет разграничивают периоды бессмысленной суматохи, где нет нескончаемых патронов, где нет оборотней и арахн, где одуванчики жёлтые, а их перевоплощение – белое. Где можно просто лечь спать
– Блэк, а давно ты здесь? – спросил Марк, когда понял, что находится на грани слёз.
– Ты о чём?
– Ну об этом… О мире снов.
– Трудно сказать. Полагаю, лет двадцать.
– И чем ты тут занимался, все эти двадцать лет?
– В основном, на рудниках батрачил. Вину перед Блекрэдом искуплял.
– И в чём ты перед ним виноват?
Блэк на какое-то время замолчал, и Марк решил было, что не дождётся ответа. Но, всё таки, его получил.
– Я был на службе у этого маленького засранца. Тогда шла Графская война – каждый дом пытался урвать как можно больше власти. Дом Блэков, на тот момент, был слаб и малочислен. Но этот мелкий гадёныш, Ред, всё равно втянул своего отца в общую заварушку. Естественно, Блэквайт, его приёмный отец, погиб, и довольно быстро. А Ред, по местным меркам в возрасте шесть вех, стал главой дома Блэков. И вот тогда началось.
Первым делом он приказал убить всех служанок, потому что они докучали ему и не позволяли себя лапать. Потом приказал растрелять всех баронов – свиту своего отца – и реквизировать их имущество. А потом решил расправиться с теми, с кем он вместе учился. Мы, личные гвардейцы, притащили его одноклассников на Бессову опушку, жертвенник древних оккультистов. Среди детей были и местные – отпрыски знатных баронов. Были и Спящие – приёмные дети глав домов и наследники их подчинённых. Дети. Будущие политики и полководцы. Там были мальчики и девочки. Все жутко испугались. Все плакали. Все молили о пощаде, знали, для чего их сюда привели.
Ред приказал нам всех расстрелять. И я знал почему. Эти дети дразнили его в школе, подтрунивали и не хотели впускать в свой круг. Обоснованно: Ред на всех смотрел, как на идиотов. Он ни с кем не соглашался ни в чём. Часто спорил и стоял на своём. Пытался интригами и подлостями заставить детей подчиняться ему. Но они его только призирали. За это он решил их всех перебить.
Но я отказался. Отказался и сказал, что убью любого, кто спустит курок. И это была глупейшая ошибка. Остальные гвардейцы меня не поддержали, обезоружили и на кленях притащили к Реду. То, что он мне тогда сказал, до сих пор звучит в ушах: «Смотри Блю, смотри! Если бы ты не выдрыповался, они бы уже мирно спали в луже собственной крови. Но так как ты возомнил себя героем – они будут умирать в страшных муках. Долго. Мучительно. А мы с тобой будем наслаждаться этим зрелищем. И они тоже. Они будут видеть, как их кишки выпадают из животов. Они будут держать в руках собственные сердца – а некоторые в панике будут пытаться запихнуть их обратно. Другие будут смотреть на это, и писать в штаны. Но никто не уйдёт от той же участи. И в этом виноват ты Блю. Только ты!».
Они убивали детей по одному: подводили к жертвенному камню и медленно резали. Резали по одному пальцу, полосовали лицо, потрошили наживую, кололи глаза, отрезали языки. Почти всех девочек насиловали. И резали прямо во время изнасилования.
И я всё это видел. Ред приказал поставить меня рядом с камнем и заставлять смотреть. И сказал, что если я попытаюсь отвернуться, то он будет пытать каждого ещё дольше. И я понимал, что это не пустая угроза.
И ещё я понимал, что всё это только из-за меня. Если бы я не вмешался, они бы уже тихо лежали на земле и остывали. Одни проснулись бы в своём мире, другие ушли бы в лучший. А не стояли бы здесь, и не смотрели бы на то, как расчленяют и насилуют их товарищей. Не стояли бы и не ждали своей очереди.