В мишуре и блестках
Шрифт:
— Банка стояла на двери, — сказала Трой, — и свалилась мне на голову. Ловушка.
— Не очень приятно, — прошептал Мервин.
— Да уж. Ловушка.
— Это не я! — вдруг выпалил Мервин. — Господи, это не я. Господи, да я бы никогда в жизни!
— Я и не думала... в самом деле... при чем тут вы?
— Точно, — согласился Мервин с лихорадочной поспешностью. — Точнее не бывает. Боже, и при чем тут я? Я!
Мервин выхватил носовой платок из кармана, упал на колени и принялся яростно тереть пятно на ворсистом ковре.
— Попробуйте чистым скипидаром, —
Он дико глянул на нее. Трой принесла со скамьи бутылку скипидара.
— Угу. — Мервин снова принялся за работу. На склоненной шее выступили капельки пота. Слуга что-то пробормотал себе под нос.
— Что? — переспросила Трой. — Что вы сказам?
— Он увидит. Он все замечает. Они скажут, это я сделал.
— Кто?
— Все. До одного. Они.
— А теперь протрите водой с мылом и накройте рогожками, — посоветовала Трой, думая совсем о другом. Ковер вокруг мольберта был, по ее просьбе, защищен рогожками, взятыми из кухни.
Мервин поднял голову и уставился на художницу. На его лице застыло испуганное и просительное выражение, как у напроказившего ребенка.
— Вы не выдадите меня? — просипел он. — Мадам? Честно? Не станете гнать волну? Это не я, ей-богу. Я бы никогда. Зачем мне? Я еще умом не тронулся. Это не я.
— Хорошо, хорошо! — почти выкрикнула Трой. — Не надо начинать все сначала. Вы уже сказали, что вы этого не делали, и... я вам верю.
— Храни вас Бог, леди.
— И не надо так расстраиваться... Но если не вы, — нахмурилась Трой, — то кто же?
— А! Это другое дело. Да кто ж его знает?
— Вызнаете!
— Есть у меня одна мыслишка. Подставить меня хотят. Всех нас. Придурок этот, уж простите за выражение.
— Не понимаю, о чем вы. Разве не меня...
— Ради бога, леди! Вас приплели для отвода глаз. А подбираются ко мне. Пошевелите мозгами, леди.
Мервин сел на корточки и обескураженно уставился на Трой. Цвет его лица, напоминавший тесто, из которого Котеночек лепил пирожки, стал меняться: Мервин краснел.
— Прошу прощения, мадам, уж не знаю, что вы теперь обо мне подумаете, — сдержанным тоном произнес он. — Я забылся, разобрало меня.
— Все в порядке, — сказала Трой. — Но я бы хотела услышать объяснение...
Мервин поднялся и попятился к двери, теребя в руках тряпку.
— Ох, мадам, мадам, — взмолился он. — Очень прошу вас, пошевелите мозгами.
И с этими словами был таков.
Вернувшись к себе и смывая скипидар и краску с волос, Трой вдруг припомнила, что Мервин отсидел срок за убийство с использованием ловушки.
3
Если Крессида и потеряла немного в глазах суженого из-за происшествия с кошками, то вечером она постаралась сделать все возможное и невозможное, дабы компенсировать потери и даже отвоевать новые позиции. В гостиную, где все собрались в ожидании ужина, она спустилась последней.
На ней был брючный костюм из золотой ткани, столь облегающий, что казалось, будто саму Крессиду позолотили. Она походила на украшавшие камин итальянские статуэтки — девушек, трубящих победу. Когда она двигалась, костюм переливался, словно Крессиду окунули в расплавленное золото. Невеста Хилари смотрелась как очень ценная и, разумеется, восхитительная безделушка. У жениха перехватило дыхание. Даже миссис Форестер отреагировала негромким хрюканьем, а мистер Смит тихонько и удивленно присвистнул.
— Милая, ты меня просто ошеломила, — сказал полковник, и Трой подумала, что под его словами могли бы подписаться все присутствовавшие, независимо от того, какой смысл каждый по отдельности в них вкладывал. Тем не менее у нее по-прежнему не возникало желания писать Крессиду, и Трой испытывала неловкость под вопросительными взглядами Хилари.
Пили шампанское. Прислуживал Мервин под наблюдением Катберта. Трой старательно избегала смотреть на бывшего рисовальщика вывесок. На нее вдруг накатило чувство отчужденности, словно она была не участник, а сторонний и бесстрастный наблюдатель. Прекрасная комната, располагавшая к отдыху, в меру роскошная, облагороженная истинными произведениями искусства, вдруг утратила свою привлекательность и стала... какой? Стерильной?
— Любопытно, — протянул Хилари, оказавшись рядом с ней, — что означает сие выражение лица? Вопрос, между прочим, дерзкий, и вы, разумеется, можете не отвечать. — И прежде чем Трой успела открыть рот, продолжил: — Крессида очаровательна, вы так не думаете?
— Думаю, но не надо просить меня нарисовать ее.
— Я полагал, что мы договорились.
— Ничего хорошего не получится.
— Откуда вы знаете?
— Портрет не доставит ей никакого удовольствия.
— Или, возможно, слишком большое удовольствие, — предположил Хилари. — Опасного свойства.
Трой сочла за благо оставить тему.
— Что ж, — продолжал собеседник, — пусть все будет так, как должно быть. Я уже чувствую дыхание итальянского мазилы у себя за спиной. Еще шампанского? Ну разумеется. Катберт!
Хилари стоял рядом, подчеркнуто невозмутимый, и наблюдал за своей невестой, но Трой чувствовала, что мысленно он продолжает спор с ней.
За ужином Хилари усадил Крессиду на место хозяйки, и Трой подумала, как блистательно выглядит она во главе стола и с каким наслаждением Хилари, женившись, станет демонстрировать ее на иных приемах, более пышных, нежели нынешнее маленькое и довольно странное сборище. Словно оживший предмет из его богатейшей коллекции. От этой мысли Трой стало не по себе.
Видимо подогретая шампанским, Крессида была более красноречива, чем обычно. Они с Хилари затеяли шутливую перепалку двух влюбленных. Крессида начала поддразнивать жениха по поводу сверхвеликолепия Холбердса и, когда он надулся, подыгрывая ей, добавила:
— Не то чтобы мне это не нравилось, наоборот, я балдею от каждой мелочи. Кровь Тоттенхэмов закипает в моих жилах, будто... — Она умолкла и взглянула на миссис Форестер.
Та сидела сложив руки и, словно судья за кафедрой, пристально и сурово разглядывала Крессиду.