В мое время
Шрифт:
Странно, но я не слышал, чтобы кто-нибудь сказал о Феллини. Разумеется, позднем. Не в смысле подражания, а родства. У него тоже не помнишь слов. И здесь кадры переполнены людьми. Фантасмагория. Как во сне. Клиника, бесчисленные движущиеся сотрудники в белом. Зачем-то голые мужики в бане. И квартира – перенасыщенная: чокнутая бабушка, эти две регулярно появляющиеся девочки, сосед и еще, и еще… Очень сильно поставленные сцены драки, насилия. Или задняя дверь автобуса, которая, закрываясь, бьет лежащего без сознания человека по голове.
В “Хрусталеве”, как
Может быть, я не сразу все понял, как и раньше бывало у меня с Феллини. Не потому, что я такой непонятливый. Повторяю, мне не хотелось сразу расставаться с предыдущими кадрами, с их обманчивой медлительностью.
И еще. Когда перед началом показа А. Герман, что-то объясняя и представляя некоторых исполнителей, сказал: – Она играет мою бабушку, – я очень удивился слову “мою”. Потом я понял, что не воспринял это как некую личную, семейную историю.
Актриса Гзовская
Актриса Гзовская, снимавшаяся еще в немом кино и умершая, по сути, уже в наше время, говорила вместо: “Последние известия” – “Известные последствия”. Не нарочно.
А ведь действительно так. (Рассказали в Питере.)
Особенность
Не помню, чтобы кто-нибудь заметил, что в рассказах Бунина о женщинах совершенно отсутствуют дети. Многочисленные связи его героев и героинь никогда не имеют естественных последствий. Ни в городе, ни в деревне. Кроме явных отписок: “В декабре она умерла на Женевском озере в преждевременных родах”. Скажем, в той же “Натали”, и у нее, и у него есть отдельные дети, но о них упоминается вскользь, чисто формально. Они писателю не только не интересны, он просто не знает, куда девать ребенка.
Занятость
Театральные большие артисты, регулярно занятые (официальное выражение) в нескольких спектаклях, непостижимым образом одновременно снимаются в кино, на телевидении, участвуют в концертах, – и не воспринимают это как нечто побочное, случайный приварок, а работают на своем истинном уровне таланта и самоотдачи.
Наверное, отчасти так же и писатель – сочиняет стихи и параллельно прозу, пишет рецензии, заметки, статьи, – и непонятно, как и когда он это успевает, откуда что берется. Это все идет как будто само собой, на какой-то волне или, наоборот, будто бы среди раскованности, лени.
Важно только одно – результат. Он сам себе режиссер. Никто его по ходу работы не поучает, никто ничего не требует, а только иногда подгоняют, ждут, он же придумывает отговорки, исчезает, уезжает куда-то. Это ведь не актер, от которого зависит общий успех. Кому он нужен, этот писатель!
Самозаимствования
Каждый даже своеобразнейший писатель в своей работе употребляет большей частью самые обычные слова (важно их расположение!), и лишь изредка, время от времени, – как удар, как вспышка, возникает неожиданное слово резкой окраски и обычно одноразового действия. В таком случае оно производит особенное впечатление.
Но Булгаков порою с неохотой расстается с такими, как мы говорим, находками, бережет их, лелеет, повторяет.
Вот “Демьян Кузьмич брызнул из сеней и скрылся бесследно” (“Театральный роман”).
А “котенок свалился с головы и брызнул вверх по лестнице” (“Мастер и Маргарита”).
Или: “Тут грянул телефон, и Торопецкая резко крикнула” (“ТР”).
И … “За спиною Маргариты в спальне грянул телефон” (“МиМ”).
Еще: “Маленького роста человек, пожилой, с нависшими усами, лысый и столь печальными глазами…” (“ТР”).
И – сравните: “Какой-то малюсенький пожилой человек с необыкновенно печальным лицом…” И ниже: “…с исцарапанной лысиной…” (“МиМ”).
Да ведь это один и тот же персонаж, к тому же и там, и там – театральный буфетчик.
“Театральный роман”, как известно, не был окончен, автор в конце жизни сосредоточился на “Мастере и Маргарите”. Может быть, поэтому он что-то заимствовал из “Театрального романа” для второго, – почти как из подсобного материала.
“Поэма без героя”
В течение ряда лет регулярное занятие Ахматовой, ее изощренный, уплотненный пасьянс.
Дега
Ренуар говорил: “Если бы Дега умер в пятьдесят лет, он оставил бы о себе славу великолепного художника, не больше; после пятидесяти лет рамки его творчества расширились, и он стал настоящим Дега”.
Замечательно! Но ведь нередко случается и обратное. Мы знаем стихотворцев и прозаиков, которые не только “после пятидесяти”, но и значительно раньше вдруг начинают писать гораздо хуже, чем до этого, просто разваливаются на глазах. Как важно в таких случаях суметь вовремя остановиться, не испортить собственную репутацию!
Ренуар – о тогдашних газетах
“Эта их дурацкая привычка поручать художественную критику тем, кто ведет рубрику про раздавленных собак…”
“Дурацкая привычка”, как мы знаем, неистребима.
Чувство меры
М. Бернес обаятельно играет в “Двух бойцах” солдата Аркадия Дзюбина. Одессита. И, естественно, обозначает это обстоятельство особой красочкой, прежде всего – в интонации, в языке. Своего друга уральца Сашу (Б. Андреев) Аркадий называет: “Сашя с Уральмашя”. А песенка “Шаланды, полные кефали…” звучит у него примерно так: “Я вам не скажю за всю Одэссу” и “Обожяють Косьтю-моряка”.