В моей смерти прошу винить… (сборник)
Шрифт:
«Почему она не ушла?! Почему?!» – мысль судорожно билась в голове.
В глазах потемнело, голова закружилась и…
«Малыш, еще не поздно отказаться…»
«Я в твои годы…»
«Супер-пупермэн…»
«Черная королева, уходи!»
«Черная королева, уходи!»
«Черная королева, уходи!»
Алеша глубоко вздохнул и открыл глаза. Рядом стояли папа, мама и брат. Солнечный свет едва пробивался в зашторенное окно.
– Ну, как ты? – спросила мама.
– Где я?
– В больнице. Как ты себя чувствуешь? Нам ребята рассказали…
– А что ему сделается? Он же у нас супер-пупермэн, – хохотнул брат и отошел за спину отца.
Мужчина
– Ты молодец, сынок.
Все, что угодно. Могло произойти все, что угодно. Даже появление Черной королевы прямо сейчас, здесь, в этой самой палате не поразило бы его так, как сказанное отцом. Леша посмотрел на мужчину. Отец снова стал суровым, но во взгляде явно читалось уважение. Алеша понял, что никогда в своей жизни больше не услышит от этого человека: «Я в твои годы…» Никогда.
Семен Мухачев откатился от стола, закинул руки за голову и улыбнулся. Рассказ был готов. За вечер был написан неплохой (разумеется, по мнению Семена) рассказ для одного из популярных журналов. Работа на заказ, так сказать. Если начистоту, Семен давно хотел написать эту историю. Она буквально просилась на белый лист. Тяжелые воспоминания о собственном детстве не давали покоя писателю. И вот сегодня наконец он решился (не без подачи главреда, конечно) и излил душу.
Мухачев сохранил файл и выключил компьютер. То, что на улице уже темно, он понял по включенным бра. На крыше стоял датчик света, который и включал множество светильников в доме. Мама все так же создавала уют теперь уже в его доме. Дело в том, что несмотря на произошедший с ним случай, идентичный рассказанному, Семен ни черта не избавился от боязни темноты.
Семен вырос, и единственное, что он сделал для избавления от страха, так это ввел некоторые изменения в обустройство своего жилища. А именно заменил датчики движения датчиками света, а вместо штор повесил жалюзи. Занавеска могла открыться сквозняком и обнажить ночную мглу, а жалюзи, если их не трогать, надежно защищали от нее. Трогать особенно было некому. Мама заходила, но она на его стороне. Кстати, она что-то сказала ему перед уходом. Что-то сделать или не сделать? Наверняка сделать. Ну, про это Семен никогда не забывал. Это было одним из его нововведений, принятым сразу после возвращения из лагеря.
Каждую ночь Семен ставил под кровать стакан воды и клал сверху кусочек черного хлеба. Каждое утро проверял его, но все было на месте и никакого света не было. Где-то в глубине души он знал, что так оно всегда и будет. И что его не преследует никакая Черная королева. Но так ему было спокойней. Теперь, по прошествии двадцати лет, он не был уверен, приходила в ту ночь мертвая старуха или нет. Но как говорится, береженого бог бережет.
Семен, прихватив свой «оберег» – стакан воды и кусок хлеба, прошел в спальню и сразу с порога понял – что-то не так. Что-то изменилось! Может быть, мама сделала перестановку? Мухачев посмотрел на письменный стол. На месте. Платяной шкаф. Там, где и был. Его внимание привлекло какое-то движение справа. Семен повернулся к окну и замер. Он смотрел на собственное отражение в черном стекле.
«Малыш, поспи сегодня в кабинете, – вот что сказала мама. – Я в спальне сняла жалюзи».
Он подходил к черному прямоугольнику, словно его кто-то тянул на веревке. К его отражению прибавились силуэты кустарников и разросшихся деревьев. Снова
Когда загорелся синий огонек в стакане с водой, Черная королева вошла в спальню.
Чужая квартира
Стас Петренко открыл глаза. Квартира, в которой он находился, определенно ему не нравилась. Стас осмотрел себя. Он лежал на голой металлической сетке в верхней одежде и грязных ботинках. Петренко резко перевел взгляд на обстановку комнаты, в которой, как он понял, ему посчастливилось переночевать. В голове что-то стрельнуло, и он рефлекторно закрыл глаза. Когда головная боль поутихла, Стас смог в полной мере оценить уют гостеприимной квартиры.
Стены представляли собой плачевную картину. Обои лоскутами свисали, подобно струпьям мертвого существа. Проплешины заляпаны чем-то мерзким. Окна закрашены черной краской, поэтому сквозь стекла что-либо разглядеть не представлялось возможным.
Какого хрена я здесь делаю?
Он ничего не мог вспомнить о вчерашнем дне. Да и атмосфера не способствовала размышлению. Стас сел. Кровать скрипнула, выказав недовольство. Что-то в этой комнате не так, и дело было не только в грязи. Станислав в свои тридцать шесть не остепенился, вел, так сказать, разгульный образ жизни, поэтому (в основном поэтому) почти каждое пробуждение несло загадку его появления в том или ином месте. Одно он знал наверняка: квартиры, готовые приютить гуляку, конечно, не отличались чистотой, но в них была жизнь. Пропитанная потом, экскрементами, дешевым табаком и паленой водкой, но жизнь.
Стас встал, пошатнулся и подошел к окну. Попытался сцарапать краску, но безрезультатно.
Черт знает что! И кому взбрело в голову покрасить стекла?!
В свете тусклой лампочки, болтающейся под закопченным потолком, помещение выглядело зловеще. Петренко определенно не узнавал квартиру. Точно, он здесь впервые.
Стас подошел к стене в бурых пятнах. Его внимание привлекла картина, на которой изображалась дверь. В темноте какого-то помещения ярким светом сиял дверной проем. Из темноты к двери тянулся кровавый след, будто кого-то затянули в белое сияние. Петренко заворожила дьявольская картина. Он слишком долго всматривался в дверной проем, пока ему не начало казаться, что в темноте на картине кто-то шевелится. Он отвернулся, слишком поспешно, так, что в голове снова стрельнуло. Стас пошатнулся, схватился за край стола.
Черт знает что!
По утрам ему часто вспоминались слова героя Мягкова из народного кинофильма «Ирония судьбы, или С легким паром», но сегодня они были особенно актуальны. В такую задницу за свой почти пятнадцатилетний алкогольный стаж Станислав Петренко еще не попадал.
– Надо меньше пить, – прошептал Стас.
Голова шла кругом, и не только с похмелья. Никогда еще Стасу так не приходилось напрягать серое вещество в черепной коробке. А все для того, чтобы вспомнить, как он здесь очутился. Нет, планировка квартиры, что вполне понятно, походила на многие, в которых ему довелось побывать. Он прошелся по комнате. Напротив кровати, в которой Стас проснулся, стоял стол-тумба, а на нем возвышался огромный телевизор. Ну, тут как у всех. У кого-то стоял большой, у кого-то маленький, у кого-то цветной, у кого-то черно-белый. Но у всех он был и, как ни странно, ни хрена не показывал. Так, предмет мебели.