В моей смерти прошу винить… (сборник)
Шрифт:
«Возможно, когда-нибудь меня клонируют и вот так же будут судить черт знает за что».
Морозов печально улыбнулся. Дверь открылась, и в туалет вошел высокий мужчина в синей форме.
– Ну что, Морозов, давай заканчивать? Что ты уперся?
Прокурор Михаил Седов подошел к писсуарам и расстегнул ширинку.
– Упирайся, не упирайся, я вас дожму, ха. – Михаил хохотнул.
Сергей посмотрел на него в зеркало.
– Смотри в ширинке хер свой не дожми.
– Что? – не понял прокурор.
– Я говорю: посмотрим. – Сергей умылся и закрыл воду.
– А что тут смотреть? – Молния взвизгнула,
Морозов подошел к полотенцам, оторвал несколько и вытерся.
– Слышал о новом деле? – спросил прокурор.
– Нет. – Сергей скомкал влажные полотенца и бросил в урну. – Что за дело?
– Тринадцатый раздел, статья триста шестьдесят шестая. «Зеленые» обвинили древнего человека в истреблении мамонтов.
– Совсем охренели!
– Да брось ты, Морозов! Весело же!
– Ты это древнему человеку скажи.
– О-о, дружок, да тебе надоело проигрывать? Тогда давай к нам. – Седов выключил воду.
– Нет, каждому свое, – сказал Сергей и вышел.
– Встать, суд идет! – громогласно проговорил пожилой мужчина.
Морозов встал и посмотрел на скамью подсудимых. Его клиент стоял, опустив голову.
– Прошу садиться, господа. – Судья ударил молотком по облезшей скатерти. – Итак, слушается дело номер 1725/2048. Обвиняется Иосиф Виссарионович Джугашвили-Сталин по статье триста шестьдесят пятой УК РФ. Адвокат Морозов, у вас есть еще свидетели?
Морозов встал.
– Нет, ваша честь.
Судья кивнул, мол, я так и знал.
– Приступаем к судебным прениям. Прошу вас, господин прокурор.
Седов встал. Морозову на мгновение показалось, что он видит расплывающееся темное пятно на отглаженных брюках прокурора.
«Ссыт от радости», – подумал Сергей и отвернулся к своему клиенту за стеклом. Иосиф Виссарионович затравленно поглядывал то на прокурора, то на судью.
– Ни для кого из присутствующих не секрет, что Сталин – один из величайших преступников всех времен, принесший многим народам трагические горести. – Седов сделал драматическую паузу и посмотрел на присяжных. – Знаете, я думаю, нам никогда уже не оправиться от этого. Никогда.
Морозов внимательно смотрел на своего оппонента. У Седова дрожал подбородок, будто он собирался заплакать. Сергею вдруг захотелось закончить этот цирк – подойти и врезать прокурору по его трясущемуся подбородку.
– Я не скрою, у меня есть личная причина для ненависти к этому человеку, – он ткнул пальцем в сторону старика за стеклом. – Моего предка расстреляли в 39-м году, но я как представитель закона отбрасываю все эмоции. Какое-то время многие из вас, да и я тоже, считали Сталина гениальнейшим правителем великой страны, но это не более чем заблуждение. Сталин кроме невероятной жестокости не обладал ничем. Да посмотрите на него сами. – Седов подошел к скамье подсудимых и постучал по пуленепробиваемому стеклу. Человек, сидящий в «аквариуме», поднял на прокурора влажные от слез глаза. – Этот жестокий человек вызывает в лучшем случае жалость, а в худшем…
– Четвертовать его! – выкрикнул толстяк в черной бейсболке. Зал загудел.
– К порядку! – Молоточек судьи трижды ударил по столу. Когда все стихло, судья обратился к Седову:
– Продолжайте.
– Прошлый век изобиловал такими деятелями. Жалкими, никчемными людишками, вымещавшими свои обиды на всем живом. Ульянов-Ленин, Сталин, Берия, Гитлер… Да, я ставлю всех этих монстров в один ряд. Господин Морозов помнит дело номер 1710/2047. – Прокурор повернулся к Морозову: – Мы осудили и казнили Гитлера. Этого нелюдя осудили по всем статьям раздела тринадцать.
– Я протестую, – еле проговорил Сергей.
– Поясните, – предложил судья.
– Дело номер 1710/2047 не относится к нашему делу.
– Протест принимается. – Стук молотка отозвался колокольным звоном в голове Морозова.
«Когда же это все закончится?»
– Извините, ваша честь, увлекся. – Седов снова подошел к присяжным. – Давайте вспомним так называемый национальный вопрос. Этот человек почему-то возомнил себя спецом в этом деле. Все, кто мало-мальски знает историю, легко вспомнят, к чему привел раздел страны. Приведу лишь два примера – Нагорный Карабах и Южную Осетию. – Седов был мастер делать паузы, но эта слишком затянулась.
– Михаил Ефремович, у вас все? – Судья терял терпение.
– Еще минутку, ваша честь.
Судья кивнул, и Седов продолжил:
– Множественные репрессии. – Снова пауза. Морозов схватился за голову. – Этот жалкий человек вел неестественный отбор – уничтожал лучших.
– Протестую. – Сергей развязал тугой узел галстука.
– Михаил Ефремович, не переходите на личности. – Судью явно не устраивал затянувшийся процесс, но он поддержал протест.
– Прошу прощения, ваша честь. Этот упырь… – Седов опомнился и словно скромная девица прикрыл ладошкой рот. – Сталин Иосиф Виссарионович, параноидально гоняясь за врагами народа, сам стал врагом народа номер один, – как-то быстро закончил Михаил. – И напоследок еще один кровавый пример. – Прокурор размеренно прошелся вдоль перегородки, за которой сидели присяжные. Остановился напротив человека в черкеске с закрученными усами. – В 37-м году прошлого века по некоторым данным на Кубани проживало около пяти миллионов казаков. К концу 39-го их осталось около двух миллионов. То есть все здоровое мужское население было уничтожено. Поэтому, ваша честь, господа присяжные, я прошу для этого монстра тройной смертной казни!
– Я протестую! – Сергей вскочил с места.
– Протест отклонен! – Удар молотка.
– Если того потребует общественность, мы сделаем это снова и снова. У меня все, ваша честь. – Седов, словно гусь с гордо поднятой головой, прошел к своему месту.
– Господин адвокат, прошу, – предложил судья Морозову. – И, если можно, побыстрее.
Сергей встал со своего места. Рубаха прилипла к телу, в горле пересохло. Он отпил из своего стакана и пошел к присяжным. Обвел всех взглядом…
«Идиоты».
… и начал:
– Да, Сталин – убийца, тиран и параноик.
Зал загудел.
– Четвертовать его! – снова выкрикнул толстяк в бейсболке.
– Но все не так просто! Не так просто, господа. – Как только Морозов заговорил, зал стих. – Господа хорошие, не так просто все это. Репрессии и депортации, расстрелы и аресты не делаются в одиночку. Каким бы ни был кровожадным Сталин, он не смог бы так насолить миллионам один.
– Четвертовать его!
Зал молчал. Люди задумались.