В море погасли огни (блокадные дневники)
Шрифт:
Скала оказалась большой - прямо каменный островок с замшелыми расселинами. Подсчитал я всех собравшихся, - пятерых не хватает. Их, видно, в первый момент в море унесло.
На островке укрыться некуда: ветер продувает со всех сторон. А у нас половина мокрых и полуголых. Их лихорадит, зубы от озноба стучат.
Мотобот уже трещал вовсю. Я попросил раздетых краснофлотцев еще раз пробраться к нему и раздобыть матрацы, одеяла и все, что осталось из одежды. Ребята, правда, матюгнулись, но выполнили мою просьбу: побывали на мотоботе и, держась за трос, переправили одеяла, матрацы, старые ватники и белье. Заодно захватили оставшиеся патроны и винтовки.
Раненых мы уложили на матрацы и укрыли одеялами. Потом вытащили из воды какую - то корягу, собрали щепок, посыпали их порохом, добытым из патронов, и развели костер. В первую очередь дали обогреться тем, кто долго в воде был.
Неожиданно раздался тягучий треск. Наш мотобот течением и волнами на части разодрало. Морякам удалось забагрить лишь обломок привального бруса да несколько досок. Порубив их на дрова, бойцы поддерживали костер и обогревались как могли. Я стою один на краю скалы и думаю: "Куда нас принесло? Не Финляндия ли это? Что дальше делать? На чем выберемся из шхер?"
– Катер в море!
– вдруг закричал кто - то из бойцов. А я вижу - катер не наш.
– Разобрать оружие!
– приказываю.
– Будем отбиваться.
На счастье, финны не заметили нас. Вскоре катер исчез с горизонта.
В полдень наблюдатели заметили проходивший вдали МО. Я приказал дать залп из винтовок. Катерники услышали стрельбу. Стали приближаться, нацелив на нас пушку и пулеметы.
Я велел сигнальщику просемафорить: "Мы с Даго. Есть раненые. Просим помощи".
На МО поняли нас и запросили: "Какие глубины? Можем ли подойти?"
Я, конечно, ответил, что кругом отмель, подойти навряд ли удастся.
Командир МО прислал шлюпку с двумя старшинами. Те отыскали удобный проход к камням, торчавшим из воды на краю отмели. От нас к камням можно было добраться только через перекат. Шлюпку здесь бы опрокинуло. Пришлось вновь натягивать трос и канат, который доставили катерники, и раненых переносить на крякушках.
Второе переселение прошло живей. Холодная вода уже не страшила.
– Теперь - то мы спасены, - радовались бойцы.
– Согреемся.
МО оказался сторожевиком ханковцев. Если бы мы не дали залпа, наблюдатель не приметил бы нас за буруном.
Катерники накормили нас и всех мокрых пустили сушиться в моторные отсеки. Остальных разместили в кубриках и кают - компании. В общем, поступили по - братски.
А вот что сталось с мотоботом, на котором был Галанин, - узнать не удалось. Видно, погиб.
4 ноября. Кроншлот имеет два маяка. Один темно - красный, обшитый железом, стоит у затона на узкой полоске земли. Другой - белый, высится на отмели за
главным зданием. Несмотря на то что в море давно погашены навигационные огни, эти маяки время от времени по ночам посылают лучи света в темное море.
Так было и сегодня. Один из маяков засветился, дав возможность определиться кораблям, возвращавшимся с Ханко.
С далекого полуострова пришли два миноносца, минный заградитель, пять быстроходных тральщиков и пять охотников. Они доставили более четырех тысяч ханковцев и два дивизиона полевой артиллерии с боезапасом.
Финны в этот раз приметили, что на Ханко пробились русские корабли. Они обстреляли их с берега и погасили маяки.
На обратном пути в параванах и тралах кораблей взорвалось шестнадцать мин. Командира дивизиона тральщиков Лихолетова, который был на носу "Гака", так ударило снизу в пятки, что он не может ходить.
Ночь на 7 ноября. Наступает двадцать четвертая годовщина Октябрьской революции. Какой это прежде был торжественный праздник в нашем городе! Огнями сиял Невский. На Неве стояли корабли, обвешанные гирляндами электрических лампочек. Набережные становились шумными и многолюдными. Сейчас город утопает во мгле и никто не ликует в нем.
Говорят, что вчера гитлеровцы сбросили на Ленинград листовки: "Ленинградские бабешки, ждите большой бомбежки". И они напали на разные районы города. Из Кроншлота мы видели, как вспыхивали и гасли в синем небе зенитные разрывы.
Кронштадт приготовил гостинец гитлеровцам. Ровно в полночь корабли, стоявшие на рейде, и форты открыли ураганный огонь по берегу, занятому оккупантами. Стреляли все пушки. Ожил даже подбитый "Марат", сидящий на грунте невдалеке от Петровского парка. Его дальнобойные пушки так грохнули, что в моей комнате со звоном вылетело из окна стекло. Тяжелые снаряды, словно вагонетки со взрывчаткой, с визгом и воем проносились над нашими головами и разрывались где - то далеко за Петергофом. Огонь корректировался нашими разведчиками, так что посыльные Балтийского флота находили гитлеровцев и выковыривали их на поверхность из самых глубоких нор.
У нас на Кроншлоте вывешены разноцветные праздничные флаги и на обед выдан портвейн - по четверти стакана на брата.
Бухту затянуло льдом. На улице пурга, ветер. Из Ханко только что прошли на Ленинград миноносец "Суровый" и четыре тральщика. На Неве они высадят еще тысячу двести ханковцев. Вернулись не все корабли, ходившие на далекий полуостров. Миноносец "Сметливый" подорвался на мине.
Тральщик "Гафель" и охотники подобрали из воды более четырехсот бойцов и вернулись на Ханко.
Кому тепло и веселье на праздник, а кому ледяное купанье и ожидание нового перехода по минным полям.
7 ноября. Сегодня на Красной площади в Москве состоялся традиционный парад войск. Это здорово! Гитлеровцы раструбили на весь мир, что они уже входят в Москву, а Москва не желает нарушать традиций и устраивает парады.
По радио передали речь Сталина. Всего, что он говорил, мы не расслышали, слишком много помех в эфире, но смысл речи уловили: фашисты грозятся истребить непокорных советских людей, мы вызов принимаем. Пощады не будет, станем уничтожать оккупантов где только возможно.