В начале пути [сборник рассказов]
Шрифт:
— Когда Арата еще не имел горба, был строен как тополь и звался Арата Красивый, он прикончил адмирала пиратской эскадры и дал всем рабам волю. Закончилось все на редкость кровавым безобразием, — сказал мне снайпер «Свободы». — Винтовочку мы отработали, претензий нет? Тогда мы уходим. Будет здесь тоскливо — приходи к нам. Рекомендации в клан сразу дадим.
И свалили они в ночь, ребята тертые — не пропадут. А мы можем. В лагере всего шестеро бандитов было, трех перестрелял снайпер, двоих свалил Проводник, и последнего убил Паганель. Нашей тройке даже выстрелить не пришлось.
— Серый, поможешь? — спрашиваю.
— Конечно. Пошли в Ангар. Мы этих тварей освободили, пусть ликуют. Надо в вертолете обыскать все тщательно и валить отсюда.
Интересный взгляд на проблему, подумал я. Может, так и надо? Не умеют жить нормально, так пусть и не живут? Перестрелять их к ядреной фене из соображений гигиены? В рамках очищения мира от скверны. Тут опять визг раздался. Снова сцепились.
Вылетел я в круг, там человек пять развлекаются.
— В одну шеренгу становись! — ору.
Зрители дернулись строиться, а драчунам мои крики параллельны. Ладно, сами напросились. Первому прикладом промеж лопаток врезал со всей дури. Хекнул он и лег пластом. Второму коленом в пах, третьему локтем в солнечное сплетение. А оставшаяся парочка ножи достает. Мне и стрелять не с руки, авторитету ущерб, и резать себя давать я не намерен, и автомат бросать — финку выдергивать, мне не дадут. И кончилось время раздумий. Кинулись они с двух сторон. Одному железом в переносицу успел выдать, у него мясо клочьями повисло, а к моему горлу лезвие неторопливо идет. Дергаю я шеей, лязгаю зубами и вцепляюсь в руку с ножом. Ствол мой так же неспешно вверх пошел. Через обе губы кровавая полоса неторопливо чиркнула, зацепила ноздрю, порвала ее, и кровь начала в первую каплю собираться. А потом неожиданно поток красный хлынул.
— Кто тут еще русский язык перестал понимать?! В одну шеренгу становись!
Стою один у костра, все остальные напротив. Во рту кровь плещется, сглатываю все время.
— Серый, Вентилятор, Паганель — ко мне!
Выскочили, рядом встали.
— Кто с оружием — три шага вперед!
Человек десять вышло. Правильно — шесть автоматов от бандитов осталось, наши пьяницы шатаются, наотмечались. Остальные с пистолетами, значит.
— Паганель, разбей их на две смены. Кто потрезвее — сразу на пост ставь, вторая смена до трех спит. Потом заступят в караул. Все, выполнять!
А кровь ручьем хлещет.
— Серый, посмотри, что там у меня? — говорю.
— У тебя здесь дырка, — поставил он диагноз и тампон из аптечки мне в рот засунул.
Поискал на траве рядом с поверженными драчунами, и подал мне белый кусочек.
— Твой клык, однако. Вывернул из десны. Палец ты ему откусил напрочь. На цепочку прикрепи, талисман будет. И звать мы тебя будем Клык.
Мне понравилось.
— Согласен, — говорю.
Так мой второй день в Зоне и закончился. Морпехи нигде последними не будут. Не так нас учили.
Глава 3
Мы
— Пан майор, посмотрите на них сами! — засомневался.
Майор на нас мельком глянул, улыбнулся ехидно.
— Эй, сталкер, какой формы требование заполняется в секретную библиотеку Генштаба? — спрашивает.
— Двадцать четыре — У — бис. Подписывается секретным отделом части, — отвечаю.
— Правильно. Проходи, не задерживайся. И кончайте строевым шагом ходить. Один из трех на сталкера похож, тоже мне — разведчики.
Наш абориген щекой недовольно дернул, но промолчал — ума хватило. Вот и здесь деньги не пригодились. Так прошли.
— Стемнеет скоро, ночью по Зоне лучше не ходить, — сказал сталкер, когда блокпост за спиной остался. — Сейчас домик будет хитрый. В развалинах место для костра есть, а рядом — на чердаке место для ночевки. Выброс там не пересидишь, но в обычное время место хорошее. Из мутантов только кровосос умеет по лесенкам приставным лазать, ну и бандитов опасаться стоит. Их всегда стеречься надо. Лезут на деньги шальные, как мухи на мед. Хуже чем на золотых приисках. Пока с Колымы золото вывезешь — месяц жизни потеряешь, а тут перешел периметр, и уже в Европе. Удобно, ничего не скажешь.
За разговором быстро дошли. В уголке уцелевших стен старое костище чернело, бочка как всегда стояла — мода здесь такая.
— Здесь и заночуем, никакие наемники нас здесь не найдут. Завтра до Свалки дойдем, а там и до Агропрома рукой подать. А там возьмем куш знатный и разбогатеем!
Заржали мы с Витей одновременно.
— Ну-ка, расскажи нам, что ты будешь с деньгами делать? — спрашиваю его.
— Дом куплю на море! — говорит.
— Большой? — уточняю.
— Да! — радуется.
— Ну и будешь все время уборку в нем делать, за свои деньги приобретешь средний геморрой, — пожалел я простака. — А потом налоги придут на недвижимость, все накопления лет за пять исчезнут на платежи и ремонт, а когда продавать начнешь, выручишь обратно одну треть.
— Это почему? — удивляется.
— Ты там всем чужой на побережье теплом. Клиент сладкий, — уже я усмехаюсь.
Я таких историй много знаю. Уезжал народ к морям, привозили обратно в «цинках». Плавали, знаем. Можно, конечно, девочку окрутить, в семью войти, только слегка противно. Помню генерала Чурбанова, который женитьбой на царской дочке карьеру сделал. Нет, извините — не хочу.
— Жить надо тихо, скромно. Есть сладко, спать мягко…
— Желательно не одному! — уточнил радостно Самоделкин.
— И не с одной! — поддержал я.
— Тьфу, на вас, точно про военных говорят: как кирпич увидят — сразу о девках думают.
Мы эту шутку тоже знали. Не спросили: «Почему?». Военные всегда о девках думают — это неписанный закон.
— Раз тебе наши шутки не интересны, давай сам рассказывай, — Самоделкин предлагает.
— Тоже мне, рассказчика нашли. Вам надо с Колей Бардом встретиться. Его даже наемники не трогают. Тогда и послушаете истории про Зону. Если доживете, — отговорился наш спутник.