В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905)
Шрифт:
Высшее японское командование пыталось понять, в чем причины сложностей осаждающей стороны. Увы, японцам помог предатель — гражданское лицо, работавший при штабе; он сообщил командору Мори Гитаро практически полную картину русских укреплений. Посетив Третью армию в сентябре, генерал Кодама понял для себя несколько вещей. Прежде всего, нужны более мощные осадные орудия. Необходимы масштабные саперные работы. Кодама указал на важность высоты 203. Велись споры по поводу способа взятия Порт — Артура и в Токио. У Ноги была специальная почтовая служба, рассматривающая советы. Один из них заключался в том, чтобы стрелять в крепость перцем.
Неудачей русской стороны была недооценка высоты 203. Стессель приостановил крепление здесь мощных орудий. «Когда понадобится, я пошлю сюда батарею полевых орудий, и сам дьявол не взберется
Испытание подготовки гарнизона крепости к главным испытаниям наступило 18 сентября 1904 г. Японцы бросились на Фонтанный редут и, потеряв 500 человек, взяли его. Еще одной тысячи жизней стоило японцам взятие японской 1-й дивизией Башенного редута. Длинный и узкий с крутыми стенами холм, который японцы называли Намако Яма, подвергся атаке 1-го и 15-го пехотных полков под командованием генерала Ямамото. Ожесточеннейшая схватка закончилась потерей русскими этого холма. Установив на нем артиллерийские орудия, японцы приступили к артобстрелу высоты 203. 19 сентября, пользуясь прикрытием пулеметного огня с Намако Яма, японский резервный полк бросился на высоту 203. Японцы почти взяли высоту, но вовремя присланное подкрепление сбросило нападающих с крутых склонов. Теперь и русские в полной мере осознали стратегическое значение высоты 203 и начали быстро укреплять ее оборонительные позиции. На Северном пике установили новые орудия, создали каменные защитные стены на Южном пике.
Японское командование достаточно отчетливо понимало значимость освещения обстоятельств осады для огромного внешнего мира. Генерал Ноги часто приглашал ведущих журналистов выпить с ним саке. Они приходили в его простую двухкомнатную квартиру, расположенную в окрашенном белым китайском доме — прямо в зоне русского обстрела. В одной комнате стояла его армейская кровать, в другой находился его кабинет. В хорошую погоду он предпочитал работать под старой акацией в своем небольшом саду. Вокруг мирно бродили козы, бегали свиньи, китайские женщины и дети занимались своими домашними делами. Именно под указанной акацией и принимал Ноги корреспондентов крупнейших мировых агентств и печатных изданий. Американцы, указывая на его короткую полуседую бороду, сравнивали его с генералом Улиссом Грантом, главнокомандующим северян в гражданской войне. На нем всегда был короткий черный китель, белые кожаные бриджи и высокие сапоги. Ни при каких обстоятельствах он не менял этой своей униформы. «Чтобы руки стали теплыми», он ставил на стол бутылку шампанского.
Приметным развлечением было приглашение цирковых труп, но Ноги боялся отдать «глотателям мечей» свою боевую саблю, хотя отдавал часы и всю наличную монету. Его не смущала постоянная канонада, и он традиционно выражал сочувствие «генералу Стесселю, переживающему тяжелое время в крепости вместе со своими отважными солдатами». Подобная встреча с представителями прессы чаще всего завершалась осмотром позиций с японской стороны — с журналиста брали клятву о неразглашении тайны. Стоя на относительно невысоком холме, генерал и журналист осматривали сцены предшествующего боя, останки предшествующих боев, тела солдат в неимоверных позах, брошенное или сломанное оружие. Запах стоял неимоверный. Журналистам разрешали посещать места совсем недавних боев, они могли пройти в окопы, где совсем недавно располагались русские солдаты.
Японцы явно усилили свои наступательные возможности. Теперь к русским были обращены жерла 400 японских орудий, включая шестидюймовые пушки, снятые с линкора «Хатсусе». Орудия Круппа, захваченные у русских в Наншане, тоже стояли здесь. К началу октября Ноги получил шесть больших одиннадцатидюймовых осадных орудий. Их поместили на Намако Яма (откуда был виден практически весь город и гавань) и на высоту 174, взятую в августе.
Снаряды этих огромных японских пушек весили почти 250 килограммов. Одно из первых попаданий пришлось на мукомольный завод, что привело к страшному пожару. Пострадал дом генерала Стесселя, благо уже готов был подземный бункер, куда он скрылся со своим штабом. Горожане начали строить бомбоубежища, они обустраивали подвалы. Журналист Ножин вспоминает «условия осажденной крепости — утомление, постоянная неясность, отсутствие уверенности, и постоянное, неискоренимое чувство опасности начали сказываться на защитниках. У молодых людей отказывали нервы, и началась серия самоубийств». Крупные российские корабли старались уйти в самую отдаленную от японцев точку, в то время как менее крупные суда отправлялись днем в открытое море. Девять попаданий пришлось на эскадренный броненосец «Пересвет» только в один день; большие травмы были нанесены судну–госпиталю «Монголия», которое возвратилось после битвы в Желтом море. На эскадренном броненосце «Полтава» начался пожар.
И все же Порт — Артур держался к вящему недоумению тех в Японии, кто приготовился к триумфальным торжествам уже в июле. В магазинах продавали праздничные бумажные фонари, в школах готовились отметить триумф. Но время шло, и возбужденное ожидание ослабевало, превращаясь в свою противоположность. Императору пришлось издать специальный эдикт, в котором содержалась просьба к населению сохранять терпение и работать упорнее ради победы, а не тратить эмоциональную энергию попусту. Это не успокоило патриотически настроенных газетчиков, которые требовали скорейшего взятия русской крепости, подчеркивая необходимость посылки дополнительных войск. Им было обещано генеральное наступление в ближайшем будущем с тем, чтобы триумф в Порт — Артуре явил собой подарок к дню рождения императора — 3 ноября.
За стенами Порт — Артура японцы строили синтоистские храмы, используя военные тенты и яркие покрывала. Сооружали импровизированные алтари, заранее славя бессмертные души тех, кому выпадет пасть в предстоящей битве. Но пока японские маневры, как и обращение к богам и душам предков, не давали результатов. В последнюю неделю мая атаки на форты, являвшие собой часть великой китайской стены, не дали особых результатов. Бамбуковыми лестницами покрывали японцы вырытые русскими предпольные ямы, но последние 50 метров оказывались кровавой дорогой в никуда. И огонь обороняющихся становился решающим фактором, который не могла преодолеть даже фантастическая японская ярость. Так битва за форт Чикуан (самый южный форт Китайской стены) продолжалась пять кровавых дней. 20 октября японцы неимоверными усилиями взобрались на парапет. Но далее им не удался ни один шаг. Их тела лежали здесь очень долго, пока всех не погреб под собой внутренний взрыв форта.
Рядом с Чикуаном располагалась небольшая огневая точка (ее звали точкой «П»). Генерал Ичинобе, командир 6-й бригады, лично повел солдат на «П», открывающей дорогу к казематам Чикуана. Громовое «банзай» гремело над фортом; японцы пробивались вперед при помощи штыков, приемов джиу–джитсу, ногтей и зубов. Напрасно, остервенение русских было не меньшим, они сражались, позабыв о себе. И все же азиатская ярость превзошла мученическое самоотвержение, «П» оказался в японских руках, которые назвали его «форт Ичинобе». Общий итог к императорскому дню рождения особенно не воодушевлял подданных именинника. Они смогли взять только часть форта Эрлунг — одного из трех атакуемых фортов. Были захвачены также три «временных» укрепления. При этом японские потери за шесть дней атак достигли 4800 человек.
Ожесточение было таково, что стороны не могли договориться хотя бы о коротком и временном перемирии ради захоронения своих покойников. Ночью обе стороны пытались затащить в свои ряды раненых, страдающих на поле боя. Летом это хоть как–то удавалось. Но осенью огонь по группам спасения был безжалостен. Максимум, что удавалось — это бросить раненому фляжку воды или кусок хлеба. Война потеряла рыцарственные черты, она стала яростным взаимоистреблением.
Если японцы хотели взять Порт — Артур к дню рождения императора Мэйдзи, то русские праздновали десятилетие восшествия императора Николая Второго на трон. Невеселое это было торжество. В городе разразилась эпидемия, и в госпитале умирало в среднем десять человек за день. Снаряды методично падали на безмолвные остовы русских кораблей. Прошел парад, подняли тост за здоровье императора. К месту или не к месту, но генерал Стессель объявил, что Порт — Артур будет его могилой.