В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905)
Шрифт:
В конце августа 1904 г. флот был собран в Кронштадте. Можно было отправляться в неимоверный, фантастический поход, но армия как раз приступила к наступательным операциям. Может быть, она справится самостоятельно? Флот отчаянно тренировался, и когда с Дальнего Востока пришли горькие вести, все бросились ускорять отход, скорость стала казаться важнее качества выучки. Даже феноменальный оптимизм и жизненная сила Рождественского были под гигантским прессом сомнений. Адмирал стал нервным и раздражительным, это в полной мере ощутил его штаб. Возвращаясь однажды с места строительства двух легких крейсеров, которые должны были сопровождать его флот, он сказал своему помощнику: «На какой успех мы можем рассчитывать: мы не должны были даже начинать это безнадежное дело, но
На проводах в кают–компании эскадренного броненосца «Император Александр III» воодушевленная публика ожидала прочувственного патриотического спича любимого всеми командира корабля — капитана 1 ранга Н. М. Бухвостова. Но услышали нечто неожиданное: «Россия — совсем не морская держава. Русские никакого серьезного влечения к морю не имеют, они никогда не были настоящими моряками и никогда ими не будут. Постройка этих громад–броненосцев — только разорение казне и нажива строителям и к добру она никогда не поведет. Вы смотрите и думаете, как тут все хорошо устроено. А я вам скажу, что тут совсем не все хорошо. Вы желаете нам победы. Нечего и говорить, как мы ее желаем. Но победы не будет! Я боюсь, что мы растеряем половину эскадры по пути, а если этого и не случится, то нас разобьют японцы: у них и флот исправнее, и моряки они настоящие. За одно я ручаюсь — мы все умрем, но не сдадимся».
Первая после Кронштадта остановка — Ревель. Это была еще своя территория и Рожественский посвятил основное время учебным стрельбам. Начинали в 6 утра, а завершали в 10.30 вечера. Именно сюда в солнечный октябрьский день поездом прибыл русский царь. В гавани уже стояла его яхта «Стандарт». Вместе с царем были греческая королева Ольга, великий князь Александр с женой, сестра царя Ксения.
Прощание с Родиной произошло в Ревеле, нынешнем Таллине, где адмирал Рожественский принял императора Николая с императрицей Александрой. Все внимание было обращено на маленького мальчика — наследника Алексея, одетого в полную морскую униформу с золотыми орлами и золотыми эполетами, уже украшенного несколькими медалями. За Рождественским стояли два адмирала: бритый адмирал барон фон Фелькерзам и обладатель просто огромной бороды адмирал Оскар Адольфович Энквист. На пирсе стояли тысячи провожающих. Музыка лилась нескончаемым потоком. Флаги крепости желали счастливого похода. Императрица не могла долго стоять на холодном воздухе, она подарила каждому кораблю по чаше. В форме капитана 1 ранга император прибыл на корабли 2-й Тихоокеанской эскадры. Царь посетил все корабли — один за другим, произнося речи перед тысячами офицеров и матросов, одетых в черные брюки и синие свитера. Он призывал отомстить «наглым японцам, посягнувшим на покой Святой Руси». Царь желал своим морякам «победоносной кампании и счастливого возвращения в родную землю».
Какие–то предчувствия мучили царя Николая Александровича. Войдя в кают–компанию «Императора Александра III» русский царь, выпив с офицерами, внезапно разрыдался. Предвидел ли он судьбу войны и свою собственную долю?
Ольга по русскому обычаю трижды расцеловала всех капитанов, а царь оставил жемчужные кресты тем, кто будет на палубе во время боя и вручил иконы каждому кораблю, от большого до малого. Многим припоминались сцены встречи здесь, в Ревеле царя Николая и кайзера Вильгельма в 1902 г. Рожественский, тогда еще капитан, командовал стрельбами и восхитил обоих монархов. Вильгельм сказал, что хотел бы иметь такого капитана. Целуя царскую руку, Рожественский тогда прошептал:, «Если бы мы могли сражаться сейчас». Исполнилось. Отплывая от Ревеля, кайзеровская яхта «Гогенцоллерн» просигналила: «Адмирал Атлантического океана прощается с адмиралом Тихого океана». Царь не осмелился ответить, что «Адмирал Тихого океана шлет приветствия». Он занизил пафос: «Прощайте, приятного путешествия».
На этот раз солнце светило ярко и после банкета Рожественский попрощался с царем. Какие бы сомнения ни имел Рожественский, сейчас он верил в исполнение царского завета. Император Николай повернулся к своей семье: «Мы должны создать могучую державу для Бэби». Вечером царь Николай записал в дневник: «Благослови это путешествие, Господи. Позволь им прибыть здоровыми и сильными к пункту своего назначения, позволь преуспеть в их ужасной миссии ради безопасности и счастья России». И, отвечая своим эмоциям, поставил в дневнике ручкой крест.
Основная группа кораблей Рожественского, помимо флагмана, состояла из трех одинаковых эскадренных броненосцев — «Бородино», «Александр III», «Орел» — все новые. На кораблях еще работали группы специалистов, доводивших технику до нужной кондиции. Сзади шел старые линкоры «Ослябя», «Сысой Великий» и «Наварин». Лучшими среди крейсеров были «Олег», «Жемчуг», «Аврора» и «Светлана», а также бронированный крейсер «Дмитрий Донской». За более старыми крейсерами шли девять торпедных катеров. Флоту были приданы много дополнительных судов.
Флот бросился в путь, ведущий на Дальний Восток. Было немало опасений относительно японцев, вооруженных торпедами. Департамент полиции передал Рожественскому телеграмму, якобы перехваченную в японском посольстве в Голландии. «Мы разместили наших людей в разных местах, они будут сообщать о всех перемещениях противника и возможных контрмерах… Эскадра отплывает в этом месяце; мы предпринимаем меры противодействия». Звучало далеко не шуткой. Общую атмосферу передает, скажем, приказ № 69 (изданный Рожественским в начале сентября 1904 г.): «Сегодня в 2 часа ночи я отдал офицеру, который был на часах, сигнал обороны против торпедной атаки. В течение восьми минут ничего не было сделано. Все спали за исключением офицеров и матросов на вахте, но даже они не проявили бдительности. Матросы, ответственные за торпеды не находились на своих местах. Ничего не было предпринято для освещения палубы, хотя в темноте никакая работа не возможна».
Едва ли этот приказ принес большую пользу. Экипажам стали повсеместно видеться торпедные атаки японцев. Участник похода на «Орле»: «Офицеры кричали на мичманов, а те на матросов». Этому линейному кораблю («Орлу») постоянно не везло. На рейде Петербурга у него приключился пожар. Когда эскадренный броненосец спускали со стапелей, то оказалось, что он слишком оснащен и вооружен — и может утонуть. Этого избежали лишь сняв несколько плит брони. Подняв якорь для похода, «Орел» сел на мель, и 400 членам его экипажа было приказано перемещаться с одного борта на другой для снятия корабля с мели. Команде оставалось только смеяться и размышлять, как перемещение тридцати тонн может повлиять на корабль водоизмещением 15 тыс. тонн. В конце концов пришлось углублять фарватер. (много подобных эпизодов описывает писатель Новиков — Прибой, служивший на «Орле»).
Долгая дорога
На кораблях были морские офицеры, которые уже участвовали в морских боях с японцами — капитаны Н. Л. Кладо и В. А. Семенов (капитан «Дианы», интернированной в Сайгоне). Их соображения привлекали повышенное внимание. Начальником штаба был офицер французского происхождения капитан Клапье де Колонг. Адмирала Рожественского, человека с взрывным темпераментом, многие боялись. Заметим, что все корабли были перегружены углем. Письма офицеров не рисуют картину величайшей решимости. Много мрака и сомнений, много печальных предсказания и неверия в успех. И все же. Будущее, к счастью, было еще неведомо.
Когда флот подошел в датским проливам, адмирал Рожественский был взволнован сообщениями о японских торпедных катерах и подводных лодках, якобы вышедших навстречу русской Второй эскадре, отстоявшей тогда от Японии на 18 тыс. морских миль. Но подошедшее близко судно передало приятную Рожественскому весть — он стал вице–адмиралом. Рождественский был, без сомнения, доволен, но приказал каждому приближающемуся судну поднимать национальный флаг — в противном случае русские корабли будут вести по нему огонь.