В небе Балтики
Шрифт:
Все встали. Землянка гудела от дружных рукоплесканий.
Фронт над морем
В Финском заливе
Под крылом поблескивала на солнце гладь Финского залива. Наше звено в сопровождении "яков" возвращалось с задания. Штурман то и дело заглядывал в карту, которая лежала у него на коленях. До аэродрома оставалось двенадцать минут лета.
Молчали. Да и о чем разговаривать? Настроение и у него и у меня подавленное. В расчетном месте транспортов не
Финский залив вытянулся с востока на запад более чем на триста километров. Берега его заняты вражескими войсками: северный — финнами, южный — немцами. Только сам он оставался как бы ничейным. Блокировав Ленинград, гитлеровцы лишили нас возможности использовать прибрежные аэродромы. Мы базировались только на тех площадках, которые находились в блокадном кольце. Чтобы фашисты не смогли нас засечь, приходилось каждый раз после взлета прижимать машину к земле, выходить в Финский залив и уже там набирать высоту. А при возвращении мы заранее снижались чуть ли не до самой воды.
...Стрелка высотомера показывала сто метров. Я посмотрел вниз. Поверхность залива была покрыта волнами, нескончаемой чередой катившимися к югу. Слева извивался берег, отороченный многочисленными островками. Находившиеся там вражеские зенитки почему-то не стреляли. Видимо, потому, что мы шли на очень малой высоте.
Показался Ленинград. Еще издали я заметил, как в центре города начали рваться вражеские артиллерийские снаряды. В нескольких местах возникли пожары.
Вот приметный ориентир — две заводские трубы. Там, рядом с ними, расположен наш аэродром. В этот раз он не обстреливался. В воздухе было спокойно. Звено перестроилось, и самолеты начали заходить на посадку.
Сразу после приземления я направился на доклад к командиру эскадрильи. У входа в землянку увидел Юрия Косенко.
— Уже доложил? — спрашиваю у него.
— А о чем докладывать? — безразличным тоном ответил он. — Ему уже известны причины нашей неудачи.
Неуспех боевого вылета объяснялся прежде всего тем, что мы пользовались устаревшими разведданными, полученными из штаба флота. За три часа вражеские корабли могли передвинуться более чем на сто километров или укрыться в шхерах. Нужно было самим произвести перед вылетом воздушную доразведку.
Полеты на воздушную разведку под силу только наиболее опытным экипажам. Мало найти корабли в море, нужно определить их состав, ордер и класс, курс и скорость движения. И все это делается под сильным зенитным огнем противника. Не исключается и нападение его истребителей. Смелость разведчика должна органически сочетаться с тактическим и летным мастерством. Таких людей в полку насчитывалось пока мало.
В этот день решено было послать на разведку экипаж Василия Голубева. Командование интересовали прежде всего точные данные о морской базе Котка. По предварительным сведениям, там скопилось большое количество вражеских транспортов.
Склонившись над картой, Голубев, Козлов и Чижиков вместе со штурманом эскадрильи Давыдовым обсуждали детали предстоящего полета. Они определили наиболее выгодное направление подхода к заданному объекту, продумали, как лучше использовать облака, солнце, ветер и высоту, наметили порядок действий при встрече с истребителями противника.
— На рожон не лезьте, — советовал Сергей Давыдов членам экипажа. — Не удалось прорваться к цели с ходу — уйдите, попробуйте изменить высоту и направление. Побольше хитрости и смекалки.
В назначенное время Пе-2 поднялся в воздух и лег на заданный курс. Проводив его взглядом, Губанов задумчиво сказал:
— Тяжело придется ребятам. Котку немцы прикрывают довольно сильно.
— Верно, — согласился стоявший рядом Давыдов. — Но Голубев в таких делах не новичок. Не сомневаюсь, что все обойдется благополучно.
Самому Давыдову не раз приходилось выполнять аналогичные боевые задания. Один из полетов ему особенно хорошо запомнился. Было это в августе 1942 года. Экипажу майора М. С. Ерохина, в который он входил вместе с воздушным стрелком-радистом Ершовым, приказали уточнить место нахождения вражеских кораблей в западной части Финского залива. День выдался солнечный, очень неблагоприятный для разведывательных полетов. Лучше бы небо было затянуто облаками. Они позволили бы скрытно подойти к цели. Но общая обстановка на фронте требовала незамедлительных действий в любую погоду.
Ерохин вел самолет с набором высоты. Давыдов, используя островки, разбросанные в заливе, замерил ветер и произвел штурманские расчеты. Ершов поддерживал радиосвязь с аэродромом и внимательно наблюдал за воздухом.
Высота три тысячи метров.
— Выше не надо, — посоветовал Давыдов летчику.
Штурман знал, что при такой погоде три тысячи метров — самая выгодная высота для поиска. Поднимешься выше — ухудшится видимость моря, опустишься ниже — уменьшится обозреваемое пространство.
И вот самолет уже над заданным квадратом, но кораблей там нет. Ерохин заволновался.
— Командир, пройдем немного на север, — предложил Давыдов. — Может быть, корабли направились в финские порты.
Севернее кораблей тоже не оказалось. Что же делать? Уходить домой? Нет, штурман не мог так поступить. Что он доложит командиру? Ведь ему доверили ответственное задание, на него надеются. Корабли должны быть где-то поблизости. Давыдов дал летчику новый курс. На горизонте появился легкий дымок. Приблизившись к нему, члены экипажа убедились, что это вражеские корабли.
— Набирай высоту, — посоветовал штурман. — Теперь они не уйдут от нас.
Моторы заработали в полную силу. Ерохин, Давыдов и Ершов надели кислородные маски. Высота достигла семи тысяч метров.
На подходе к кораблям Ерохин перевел машину в крутое пике. Разогнав ее, как говорится, до звона, летчик -энергично потянул штурвал на себя. Пикировщик медленно перешел в горизонтальный полет и на огромной скорости пронесся над кораблями. Заработал включенный штурманом бортовой аэрофотоаппарат. Фашисты открыли по разведчику огонь, но снаряды рвались далеко позади самолета.