В небе и на земле
Шрифт:
– Скорее рассыплется весь ваш мотор, чем сваренная мною «рубашка»!
Чудо свершилось, и нашей радости не было конца. Два дня мы ждали прилёта Феди Фёдорова с каким-то служебным пакетом для нас. Он прилетел утром и выяснилось, что в нашем распоряжении есть несколько свободных дней, которые мы провели на пляже в Люстдорфе.
Однажды мы подходили к трамвайной остановке втроём: Федя Фёдоров, Боб Вахмистров и я. Трамвай уже остановился, но нам ещё оставалось пробежать примерно 20-30 метров, чтобы успеть на посадку. Очаровательный водитель (конечно, женщина) подождала нас и, лишь когда мы вошли в вагон и поблагодарили её, тронулась дальше в путь, подарив нам в ответ улыбку. Далее мы проследовали на пляж. Кругом никого не было. Мы быстро разделись и освежились в море. И вдруг увидели, что в шагах двухстах от нашего места купания лежат на животиках прелестные создания. Чтобы скрыть наготу, мы вошли в воду, доплыли до источника вечного соблазна и, так как были без трусов (впрочем, так же, как и девушки), поползли как змеи-искусители по-пластунски к их очаровательному обществу. Их шоколадный окрас, их молодость, очаровательные формы на песке восхищали гармонией с вечно прекрасной природой. Светило яркое солнце, слегка шумело море, лились манящие речи, но… всему бывает конец.
Мы с Бобом решили, что неповторимое не стоит повторять, и рано утром взвились при чудесном утреннем солнце в синее небо и с грустью в сердце полетели в Качу, на аэродром лётной школы. От Николаева до Качи мы срезали расстояние, летя над морем на высоте 10-15 метров. Стада дельфинов играли в море, освещённом ярким солнцем. Мы забыли о словах сварщика, потому что верили в его добросовестность.
В Каче, после доклада начальнику лётной школы и проведённой инспекции, вечером мы, конечно, отправились на пляж. Такой прозрачной воды мы давно не видели. Глядя с обрыва, мы восхищались чарующим прозрачным морем, а потом спустились вниз в сопровождении любезных и любознательных инструкторов школы и с наслаждением искупались. Тут же мы услышали романтическую и печальную повесть о том, что как раз в выбранном нами для купания месте однажды произошла трагедия: влюблённые, уединившись здесь под скалами, были засыпаны внезапно обрушившейся скалой. Да, бывает так: нередко сама жизнь романтична, а конец её - трагичен.
Наше путешествие продолжалось как в сказке. Утром следующего дня мы вылетели в Ростов-на-Дону. Летели без приключений на высоте 1500 метров. Когда начали спускаться, то, начиная с 300 метров и ниже, казалось, что мы спускаемся в кромешный ад: жара в Ростове стояла страшная - 40°С. Сели, подрулили к ангарам. Представились комбригу - начальнику авиачасти (не помню его фамилию, но, как сейчас, помню его внешность). Весь день мы инспектировали авиачасть и только поздно вечером сели перекусить в доме комбрига. Он был поражён тем, что мы совершенно не употребляли алкогольных напитков.
Утром мы проснулись от шума сильнейшего дождя. В нашу комнату вошёл комбриг и объявил:
– Товарищи, лететь сегодня вам не придётся: погода никудышная…
Действительно, контраст был поразительный. Вчера было 40 градусов и светило солнце, а сегодня утром - облачность 100 метров высотой и льёт, как из ведра. Ветер был сильный. Разница температуры - вчерашней и сегодняшней - составляла 18 градусов!
– Боб, - сказал я, - пора вставать.
– Да, Слон, мы, пожалуй, запаздываем.
Комбриг не поверил своим ушам. А мы спокойно умылись, слегка позавтракали и не спеша оделись в лётные костюмы.
– Товарищ комбриг, разрешите поблагодарить Вас за гостеприимство и позвольте нам отправиться на аэродром.
Он имел вид человека, оглушённого громом. Мы приехали на аэродром и вывели самолёт - наш Р-1. Спокойно и не спеша сели в кабину, как будто бы светило солнце и не было никакого дождя. Комбриг глядел на нас и глазам своим не верил.
Я опробовал мотор и попросил вынуть колодки из-под колёс. Отдали честь комбригу, я дал полный газ, и через минуту мы уже скрылись в пелене дождя. Болтало здорово. Высота полёта была 100 метров. Пройдя 100 километров, легко распознали, что нас снесло на 4 километра вправо. Изменили курс на 2 градуса и полетели дальше. Погода начала улучшаться. Прошли ещё 100 километров, и над нами засияло солнце. Благополучно приземлились в Харькове. Подрулили к ангарам. Какова же была наша радость, когда мы увидели, что Федя Фёдоров уже прилетел из Одессы и ещё копается возле своего самолёта. Дружеские приветствия, одесские воспоминания и чудесное настроение подкреплялись сознанием выполненных заданий. В нас кипела ликующая молодость. Чего нам стоил постоянный риск? Мы были молоды тогда!… До Москвы мы долетели без приключений и получили устную благодарность от начальства за успешное выполнение задания.
Вспоминаю ещё один полёт с Бобом Вахмистровым в этот же период. Мы получили задание присутствовать на первом испытательном сбросе 300-килограммовой бомбы в Липецке. Туда мы с Бобом долетели без приключений. Закончив работу, мы тронулись домой в Москву. Сводку погоды мы тогда не получали. Лететь нужно, значит и нечего раздумывать.
Утро в Липецке было хорошее. Мы взлетели. Но чем дальше, тем хуже становилась погода. Сначала появилась высокая слоистая облачность, за ней - облачность на средних ярусах. А за 200 километров до Москвы мы уже летели на 100-метровой высоте. Начался дождь, а затем стало так болтать, что ручка управления стала «гулять» от борта к борту, причём синхронно с ножными педалями. Перелетев Оку, мы увидели листья деревьев с их нижней стороны. Ветер, как мы узнали позже, был 100 км/час. Он был почти встречным, и от Оки мы летели до Москвы ровно час. Когда мы производили посадку, то казалось, что мы опускаемся не на самолёте, а на воздушном шаре, почти не продвигаясь вперёд, хотя обороты мотора были несколько повышены. Сели мы благополучно. Дождь лил вовсю. Повернуть самолёт и подрулить к ангару было невозможно. Я сидел в самолёте, а Боб вылез и позвал механиков. Я держал повышенные обороты мотора, чтобы самолёт не покатился назад. По три человека повисли на крыльях, а четверо держали за хвост. С таким сопровождением мы черепашьим шагом добрались до ангаров.
Пошли на доклад к начальнику НОА. Не успели мы войти к нему в кабинет, как услышали:
– Ну конечно, кому же ещё могло прийти в голову летать в такую погоду!
Наш начальник улыбался и был явно доволен. Журить нас ему совершенно не хотелось. Да, когда игра на грани «чёрное проиграёть, а красное - выиграёть», то жизнь на мгновения становится прекрасной.
* * *
В этот период мною был испытан самолёт Н.Н.Поликарпова Р-5. Очень удачный, хороший самолёт. Я полностью и без задержек провёл его испытания. В последнем полёте я должен был сделать по три витка штопора в каждую сторону. Влево самолёт хорошо штопорил и хорошо выходил, а вот выход из правого штопора происходил с запаздыванием. Я повторил правый штопор и убедился, что выход из него задерживается на полвитка после трёх выполненных витков штопора, что вполне естественно. Дело в том, что на одномоторных самолётах, учитывая влияние гироскопического воздействия от вращающегося пропеллера, углы атаки на правом и левом крыльях были немного разными по величине. Поэтому выход из штопора в одну сторону был с некоторым запаздыванием. Так я и записал в отчёте. На другой день я был вызван к директору завода. Сидя, развалившись в кресле, он объявил мне, что я впредь отстранён от испытаний на «их» заводе, где главным конструктором является Н.Н.Поликарпов.
Я горжусь своей объективностью в оценке самолётов. Многим это нравилось, многим - нет. Помню, например, Иван Фёдорович Петров, ныне генерал в отставке, как-то сказал фразу: «Добросовестность Громова - это пример объективности при оценке самолёта».
А ведь объективность - самое трудное и самое необходимое в нашей повседневной жизни и труде. Но как это трудно - быть объективным, противостоять незаслуженным обидам! В таких случаях есть одно лекарство. О его рецепте я случайно узнал из рассказа моего двоюродного дяди - Михаила Яковлевича Громова. Он когда-то был знаком с одним мужичком и ездил к нему в деревню погостить и отдохнуть. Несколько лет они не виделись. И вот приезжает дядя Миша к этому мужичку и находит его в прекрасном физическом и духовном состоянии (а возраст у того был уже приличный!). Спрашивает его:
– Как же это ты, Иван, так сумел хорошо сохраниться?
– А я, Михайло, ничего до нутра не допущаю!
Попробуйте, читатель, удастся ли Вам выдержать такое испытание «недопущанием»? Поможет ли Вам такой рецепт?
АНТ-9
Весной 1929 года в ЦАГИ была закончена постройка трёхмоторного пассажирского самолёта АНТ-9 конструкции А.Н.Туполева. Его испытания были поручены мне. Они прошли быстро, без доводок. Самолёт был очень удачным. Не могу не описать одно удивительное событие, случившееся в самом начале испытаний.
Было сделано всего несколько полётов, когда Андрей Николаевич совершенно неожиданно привёз на аэродром всю свою семью, посадил в самолёт, а я должен был поднять их в воздух. Мы все, принимавшие участие в испытаниях, восприняли этот поступок как веру в добросовестность нашего коллектива. Это обязывало нас работать наилучшим образом. Впечатление было (что и говорить!) исключительное и вызвало много лестных толков.
После испытаний в ЦАГИ самолёт был передан в Научно-испытательный институт ВВС для контрольных государственных испытаний. Лётчики НИИ ВВС заявили, что самолёт поперечно неустойчив. Заместитель начальника ВВС Я.И.Алкснис вызвал меня к телефону и спросил, что это значит. Я попросил разрешения проверить самолёт мне самому и разобраться, в чём дело. Он разрешил и добавил: «И мне доложите».