В небе великой империи
Шрифт:
План разговора и все его основные пункты Василий Петрович продумал заранее и сейчас гладко и без лишних слов выкладывал суть.
— Мне нужен человек, военный летчик-истребитель, состоящий на действительной службе и на всё готовый. Я имею в виду, готовый порвать с прошлым и выполнив моё задание, обосноваться за кордоном. Прикрытие, новые бумаги и прочее мы ему обеспечим. Я должен буду встретиться с ним лично и обговорить детали. Его гонорар миллион баксов, твой — сто тысяч. Время у нас в обрез так что лучше всего уложиться за месяц — он помедлил секунду — Ну что, берешься? — голос Моргунова прозвучал тревожно, он абсолютно не был уверен, возьмется ли Алексей за такое дело. Ранее ему самому всё казалось безупречным, но когда он сейчас вслух излагал Логинову свою просьбу, вся авантюрность затеи поразила его самого. Конечно, остановиться он не остановится, но если Алексей откажется, а это немудрено, никакого иного варианта пока не было. Сумму предлагаемого гонорара он прикидывал долго, но отнюдь не от жадности. Мелочиться в таких вещах более чем бессмысленно. Но называть
— Ну ты даешь — сказал Алексей, впрочем без большого удивления — похоже, круто развернулся на диком Западе…
Моргунов ничего не ответил, понимая, что услышит сейчас окончательное решение.
— В общем, всё это мне странно — продолжал Алексей — но помочь тебе попытаюсь. Кое-какие возможности у меня есть, однако обещать не могу. Скажи, что мне в принципе предложить нужному человеку?
— Боевые полеты за границей — заранее придуманная ложь далась Моргунову легко. Все нити представления должны находиться у него, даже прочие участники не должны иметь полной картины, это не блажь, это безопасность…
— Лихо, лихо — пробормотал Логинов — ладно, если что-то выйдет, позвоню тебе через две недели, говори телефон и время.
Охрипшим от волнения голосом Моргунов назвал номер телефонной будки в которой сейчас находился и условное время, предутренний час, когда пустели даже темпераментные улицы испанской столицы. Обронив вместо прощания короткое „Жду“ он медленно опустил трубку на рычаг. О способе и гарантиях выплаты гонорара вопрос даже не поднимался. Обманывает друг друга только мелкая рыбешка, только полные идиоты. Все годы сотрудничества и просто общения с Логиновым они не обманули друг друга ни разу и это являлось совершенно нормальным состоянием вещей. Если бы хоть раз было иначе, Алексей бы никогда не откликнулся на его предложение, да Моргунов бы и не решился обратиться к нему со столь деликатным и попросту необычным поручением. Честность, по крайней мере среди своих, всегда себя оправдывала и являлась для Василия Петровича добродетелью как ранее в большом бизнесе, так и ныне в чисто криминальной операции.
Домой идти не хотелось и Моргунов, взяв сигареты, опустился на скамейку недалеко от своего подъезда. Город умиротворенно спал и покой его почти не нарушался ни порывами ветра, ни далекими полицейскими сиренами. Даже в периоды самого мрачного настроения Моргунов всегда восхищался этим городом, но сейчас, когда первые колесики тщательно сооружаемой им машины будущей операции потихоньку начали делать свои первые робкие обороты, он почувствовал, что скоро, вне зависимости от исхода предприятия, может потерять город, ставший частью его мира и поглотивший кусочек его жизни, навсегда. Потерять ещё один город… Либо бегство из Европы, скорее всего окончательное, либо… Возможности ареста Василий Петрович не допускал. „Браунинг“ в наплечной кобуре стал как будто органичной частью его тела и не мешал абсолютно. Иногда, приводя к себе проститутку, Моргунов сначала давал ей раздеться и лишь затем, убедившись в отсутствии подвоха, выходил в туалет и прятал оружие вместе с кобурой за сливной бачок унитаза. Дамы как правило не удивлялись, клиенты со странностями в их работе отнюдь не редкость. Вязкий коктейль из напряжения, осторожности и страха, коктейль, побуждавший постоянно иметь при себе оружие, стал постоянным и даже привычным компонентом его жизни, хотя бесконечной своей утомительности от этого не терял. Но в любом случае, так или иначе, скоро всё должно быть позади. Василий Петрович вытянул ноги и от окурка поджег новую сигарету. Если только всё удастся… Он заберется в такую глушь, где никто его никогда не достанет, организует какое-нибудь дело, вернет прежнюю нужность и значимость для себя самого. Готовность идти ради этого на громадный риск он не ставил себе в особую заслугу. В Моргунове говорил чистый и холодный расчет. Его нынешнее существование ни материально, ни как-то иначе не обеспечено и не подстраховано. Перемены необходимы в любом случае, а тот план, что он так стремительно пытался провести в жизнь наилучшим образом уравновешивал риск с ожидаемыми выгодами. Василия Петровича только несколько раздражало, что сейчас судьба столь тщательно лелеемого им плана находится в руках тоже заинтересованных, но всё же других людей. В действительно ответственных и важных мероприятиях Моргунов не любил полагаться на кого бы то ни было кроме себя и до сей поры ни разу в этом не разочаровался. Но обстоятельства ныне стояли превыше его воли и в грядущие, длинные и невыразительные дни и часы ему оставалось только пестовать своё терпение. Чтобы хоть чисто внешне скрасить ожидание он уехал на атлантическое побережье, в Кадис, и часами бродил по одиноким ещё в эту пору вызревающей весны пляжам ни о чем особенно не задумываясь, а лишь наслаждаясь созерцанием игривой силы вечного океана.
Через десять дней после своего отъезда, загорелый и посвежевший, он вновь стоял у заветной телефонной будки, от всей души надеясь, что в этот поздний, а скорее ранний час никто не составит ему конкуренции в обладании ею. Назначенный час, а за ним и ещё один, прошёл безрезультатно. Город медленно просыпался, вступая в обычный свой день. В окнах начинали шуршать поднимаемые жалюзи, кое-где хлопали дверцы ночевавших на улице автомобилей. Нужно было уходить, чтобы не привлекать внимание своей длинной, бесцельно топчущейся в этот динамичный час фигурой. Моргунов с досадой смял опустошенную за ночь пачку сигарет и швырнул её на тротуар, чего обычно никогда себе делать не позволял. Что ж, под дверью этой телефонной будки вполне может пройти ещё не одна ночь и Василий Петрович решительным шагом отправился домой — спать.
Но коротать ночи под открытым небом, да ещё поминутно озираясь в ожидании неведомых опасностей и вполне конкретной мадридской полиции, рыщущей в поисках боевиков ЭТА и всматривающейся ночами в глаза каждому прохожему, Моргунову не пришлось. Следующей же ночью, едва через пять минут от начала условного времени, в телефонной будке раздался звонок, который, как показалось Моргунову, должен своей мощью разбудить жителей целого квартала. Василий Петрович ворвался в будку, не дав телефону шанса разразиться второй трелью.
— Отель „Эльдорадо“ — срывающимся голосом он назвал пароль по-испански, отметив про себя, что издаваемые им хриплые звуки в любом случае не похожи на профессионально-вежливые интонации портье одного из лучших отелей города.
— Соедините меня с господином Педросом — по-английски Логинов произнес свою часть пароля.
— Ну что? — не тратя время на приветствия быстро спросил Моргунов, переводя дух.
— Ситуация следующая — в тон ему ответил Алексей — я нашел человека, с которым ты можешь поговорить. Гарантии дать не могу, но мне он внушает доверие и кажется вполне перспективным, насколько я могу догадываться о твоих планах. Но если даже вы не найдете общий язык, он будет молчать. Мои люди предупредили его о последствиях, да он и сам — Логинов сделал паузу — как-то очень озлоблен на всё, что тут у нас происходит. Не может смириться с новым положением вещей, такой вот ас старой закалки. Крутой мужик, ничего не скажешь. Думаю, по морально-волевым качествам он способен на многое.
— Как я могу с ним встретиться? — быстро спросил Моргунов
— Это уж твоё дело. Военных за границу, как известно, не выпускают, но у него через неделю начинается отпуск и проводить он его будет в Киеве. Вот его тамошний телефон — Алексей назвал несколько цифр, которые сразу же намертво запечатлелись в тренированном моргуновском мозгу — назовешься Васильев, отзыв „привет, дядя“. Так что смотри сам… Когда мои люди на него вышли, он попросил два дня на раздумье и только сегодня позвонил им, сказал что готов поговорить. Так что вчера мне ещё было нечего тебе сказать.
— Окей, окей — Моргунов уже лихорадочно обдумывал свои будущие действия — В общем так — продолжил он — Скажи этому асу, что я его найду. Будь здоров.
Примерно через полчаса, сидя на потертой кушетке в своей квартире, он пил обжигающий, щедро сдобренный коньяком кофе и мог думать только об одном: то, что некогда было не более чем безумной идеей, постепенно обретало всё более реальные очертания, причем то, как гладко протекали до сего времени все его замыслы, вносило в душу некую сверхъестественную убежденность, что операция жизнеспособна и реальна вне зависимости от её исхода. Моргунов, уже столько времени отстраненный от крупномасштабной коммерческой деятельности, которой он посвятил самую творческую часть своей жизни, иногда получал просто эстетическое наслаждение, планируя операцию такого масштаба и уровня дерзости. Волны эйфории захлестывали его, сменяя одна другую и тот факт, что ему лично предстояло совершить сейчас самый рискованный шаг из всех предыдущих, мало заботил Василия Петровича в момент наставшего маленького триумфа. Тот аспект, что теперь уже окончательно сформировавшийся в его мозгу план ставит на карту в конечном счете судьбы и жизни десятков, даже сотен людей, мало волновал Моргунова. В конце-концов, лично он никому не желал зла и этих людей рассматривал не иначе как условие достижения своих целей и гарантию собственной безопасности. Да и на пресловутую кнопку в случае чего придется нажимать не ему… Что ж, теперь предстоит лететь в Киев. Украинских влатей Василий Петрович опасался не особенно, после кончины Великой Империи сотрудничество между полицейскими структурами новорожденных независимых государств было фактически парализовано. Все вспоминали свои мелкие обиды из времен общего советского прошлого, политики интенсивно обеспечивали собственное благополучие, чем талантливо пользовался преступный мир. „Вот и моя очередь настала“ — усмехнулся Василий Петрович. Приобщение к этому миру не шокировало Моргунова, хотя может и оскорбляло несколько его эстетические чувства. Большие или малые столкновения с законом были в той стране вообще, а в его среде особенно, повседневностью, не вызывающей удивления. Недаром именно в России сочинили пословицу: „Законы пишут для того, чтобы их нарушать“. Моргунов привык к тому, что будучи в бегах фактически находился вне закона, а теперь его карьера делает новый шаг — на карту ставятся жизни людей. „Ну что ж“ — сказал себе Василий Петрович — „надеюсь, что всем нам повезет.“
Моргунов фактически исключал, что его фотопортрет, пересланный из Новосибирска находится в оперативной разработке на Украине. Да и несколько легких мазков грима, которые он намеревался обновлять каждое утро перед тем, как выйти на улицу, придавая себе сходство с фотографией, вклеенной в паспорт, изменяли его былую внешность почти неузнаваемо. Определенные опасения внушал этот самый паспорт, но по заявлению его изготовителей, даже немецкая погранохрана не допускала ни малейших сомнений в подлинности, что там уж говорить об украинских самостийщиках! Чтобы выявить фальшивку требовалась серьезная проверка, для которой Моргунов постарается не дать никакого повода.