В небе великой империи
Шрифт:
Постепенно напряжение оставило и Рогова. Его партнеру было что скрывать, явно, а это делало Моргунова неопасным. К тому же Рогов всегда уважал деловые способности Василия Петровича и был вовсе не против, чтобы тот предложил ему какое-нибудь интересное дельце. В конце-концов, отнюдь не моргуновская, а его собственная вина послужила причиной былых неприятностей. В этом Рогов, несмотря на недавнюю вспышку, полностью отдавал себе отчет.
Время приближалось к обеду и партнеры отправились в ресторан гостиницы, которая приютила Рогова. Заказали бифштекс, красную рыбу и много водки. Рогов подсознательно чувствовал, что намечается серьезный разговор и ещё не зная его содержания, тщательно просчитывал все варианты. Беседа началась обычно — о России и деньгах. Моргунов
— Слушай, Иван — Моргунов посмотрел ему прямо в глаза — ты говорил, что в твоей песочной стране любители искусства есть?
— Есть. И они покупают.
„Неужели он всё-таки хочет что-то предложить?“ — терялся в догадках Рогов.
— Так всё же у тебя что-то есть? — переспросил он.
— Вот об этом сейчас и пойдет у нас речь — Моргунов снова разлил по рюмкам „Столичную“ — Давай! — Оба залпом выпили.
— Я хочу — поморщившись продолжил Моргунов и вдруг сделал паузу. Он поднял на Рогова взгляд своих стальных и абсолютно трезвых глаз. — Я хочу такую выставку взять.
Рогов подавился рыбной костью и несколько минут кашлял. Василий Петрович смотрел на него не отрываясь. Наконец Иван передохнул и отрицательно покачал головой.
— Ты спятил — сказал он тоже спокойно. — Думаешь, я не думал об этом? Да я уже который год таскаюсь по таким выставкам, глаза смотреть устали, а прикоснуться нельзя! Я смотрел по каталогам, рыночная стоимость лишь дюжины самых дорогих картин, что стоят сегодня там — он ткнул пальцем в сторону, где примерно находился выставочный зал — порядка тридцати миллионов долларов! Но их всё равно никто никогда не продаст, да и никто официально не купит. Вообще, конечно, покупателя найти можно. Но я к чему тебе всё это говорю, ты хоть представляешь своей башкой, как охраняются подобные ценности?! — Рогов раскраснелся от своего длинного монолога, швырнул на скатерть вилку и лоснящимися от жира пальцами дернул себя за галстук, чтобы ослабить узел.
Моргунов смотрел на него внимательно и молча. Открывающаяся картина не могла не радовать его сердце. Себя обманывать он не пытался. Если он сам за месяцы субтропической ссылки из безпринципного, но в общем некриминального бизнесмена оказался способным деградировать до чистой уголовщины, то от мелкого, но преуспевающего чиновника Рогова, которому вдобавок ничего не угрожало, ждать подобного так легко не приходилось. А вот ведь нет, оказалось в нем что-то такое, что смело любые моральные преграды. Теперь проблема состояла только в том, чтобы побороть его патологическую трусость, но это много, много легче, чем бороться против совести человека. Нужен был просто убедительный и надежный план и первые его наброски с каждым часом размышлений обрастали у Моргунова все более густой паутиной подробностей и деталей.
— Там охрана, электроника, видеокамеры всякие — уже спокойнее продолжал Рогов, пожав плечами — Так что продавал бы ты лучше свои „Сникерсы“ в Энске.
— Энск у меня уже в прошлом. Нельзя мне туда ныне, хоть и с удовольствием съездил бы на недельку посмотреть кое на кого. Так что я хочу дернуть здесь денег и рвануть куда-нибудь за океан, там развернуться.
Рогов смотрел на него с изумлением.
— Вот это да! — пробормотал он. И ты так спокойно мне всё это рассказываешь?
— А чего мне тебя стесняться — улыбнулся Моргунов — ты же мне сам сейчас рассказал, как вместо Лубянки в Африку поехал. Так что если меня по твоей милости отсюда на эту самую Лубянку вышлют, то и ты там скоро приземлишься. И тебе хана, и твоей карьере. Так что давай не будем думать, как нам друг другу подгадить, а лучше о том, как вместе в люди выбиться. Тебе небось тоже не хочется ходить в помощниках атташе или кого там ещё.
Василий Петрович наслаждался моментом. Нить судьбы он снова держал в своей руке и чувствовал, как живительная волна возбуждения переполняет его. В торге с Роговым он сумел обезопасить свои позиции и фактически не сомневался, что ему удастся побудить того выполнить свою часть работы.
— Ты, Иван, не забивай себе голову. Конкретного плана у меня ещё нет, но в любом случае твоя забота одна — найти надежного покупателя. А проблему охраны мы будем решать с другого конца. Штурмовать дворец в масках и с пулеметами я не собираюсь, не мой стиль, не бандиты же мы с тобой какие-нибудь — он успокаивающе улыбнулся Рогову — Подходить к делу будем иначе. Подготовиться, чтобы взять сегодняшнюю выставку мы всё-равно не успеем, а в одну из последующих нам нужно будет поставить её организаторам такие условия, чтобы они сами отдали полотна и позаботились о том, чтобы шума было поменьше.
— И что же это за условия такие? — рассмеялся Иван и потянулся к бутылке.
— Безвыходные условия — подчеркнул Моргунов, пододвигая рюмку — а какие — об этом мы с тобой должны подумать вместе.
— В общем, ты предлагаешь шантаж… — Рогов задумчиво покрутил в руке столовый нож и вдруг, улыбаясь, резко откинулся к спинке стула — Слушай! Ну вот чего это я, честный и законопослушный в последнее время гражданин, рассиживаю тут с тобой, беглым жуликом, и обсуждаю какие-то совершенно невероятные вещи, крупномасштабный шантаж! Бред чистейший!
На столь нелестное определение Моргунов не обиделся. Чувством юмора он и сам обладал, тем паче ценил его в других. К тому же Василий Петрович прекрасно понимал, что Рогов никогда не откажется участвовать в деле, если ему только предложат внушающий доверие план. Рогов старался выудить сейчас побольше информации, а в душе он уже решился, это выдавали лихорадочно поблескивающие, и не только от выпитого, глаза Ивана…
— Вкратце я думаю вот что — Моргунов понизил тон и наклонился поближе к столу — Ты находишь в своей Африке покупателя и изыскиваешь нам убежище там на первое время. Во время одной из следующих выставок мы ставим перед организаторами, то есть перед Москвой, условия, которые они не могут не выполнить. Пригрозить мы должны чем-то очень серьезным, чтобы полотна отдали без разговоров и не организовывали преследования и слежки. Переговоры я буду вести сам, не бойся, о тебе вообще никто не узнает. А когда заберем картины, то вскочем на подготовленный мини-джет и рванем в твою Африку. Всё должно быть быстро и неожиданно, пока они тут разберутся и разработают адекватные меры, мы будем далеко — Моргунов не заметил, что его речь стала всё более быстрой и хриплой, щеки горели. Только перехватив ошарашенный взгляд Рогова, он несколько спохватился.
— В общем, так — Василий Петрович подался назад и вытер взопревший лоб салфеткой — с тебя покупатель, встреча в Африке, убежище и самолет. Я буду вести переговоры и заберу картины. Постараемся других людей в дело не вовлекать или уж обойтись самым минимумом. Ну и главное наконец — он опять успокаивающе улыбнулся Рогову — ценность полотен должна быть таковой, чтобы все наши проблемы решить до конца жизни.
Рогов, казалось, молчал целую вечность. Моргунов взглянул на него с некоторой обеспокоенностью, опасаясь, уж не ошибся ли он в своих выводах, но наконец тот подал голос.
— Оригинально — Иван задумчиво созерцал лепной потолок в ресторане — действительно оригинально… Ты считаешь, что сумеешь поставить такие условия, что они — он неопределенно мотнул головой — выполнят все твои требования? Ты ведь отдаешь себе отчет, что если просто пригрозишь им взорвать выставку, то ничего не добьешься. Только через полчаса тебя будет искать вся испанская полиция. Да и сопровождающие выставку ничего не решают, уж поверь мне, я знаю эту кухню. Условия должны быть такими, чтобы вопрос решался в Москве, в правительстве, в ФСБ. Только они могут принять соответствующее решение и обеспечить секретность. А шантаж должен быть долгодействующим, дабы нам скрыться… Ты учел всё это?! Ты в состоянии соблюсти все эти и ещё тысячи других условий?!