В неосвещенной школе
Шрифт:
— Ну смотри, смотри. Говорят, когда я снимаю шапку, в комнате светлее делается. Я ведь жар-птица. Смотри! — Легким движением руки она сбросила шапку. Голова ее будто вспыхнула. — И теперь не узнаешь?..
— Так это в самом деле ты?.. — еле мог я сказать от волнения. — Зойка, милая Зойка, как я рад!..
— Ну, давай поцелуемся. Сколько лет не виделись! — Обеими руками она притянула мою голову к себе и крепко поцеловала в губы. — Вот ты какой стал, мой родненький! Я тебя сразу узнала. А ты меня нет.
— Так это потому, что я каким был заморышем, таким и остался,
— Уж и красавица! — улыбнулась она. Чуточку подумала и с такой же мягкой улыбкой сказала — А может, и правда. Сколько на мне, девчонке, веснушек было! А теперь сошли. Сами сошли, без «Мадам Морфозы»!
Я вспомнил, что «Мадам Морфозой» Зойкина бабка называла крем «Метаморфоза», и спросил:
— Жива?
— Жива-а! Во Франции нашим эмигрантам борщ варит.
— Во Франции? Бабка?! — чуть не присел я от удивления.
— А ты думал как? Даже по-французски лопотать научилась. «Мадам, комбьен кут се шу? [3] Тю, ты очумела!»— передразнила Зойка свою бабку и расхохоталась.
— Но как же она туда попала?
— Потом, потом! Я ж к тебе буду часто приезжать.
За стеной послышался топот ног: это законоучитель отпустил ребят домой. Зойка встала, намереваясь уйти. Но дверь распахнулась — и в комнату вошел отец Константин. Он уставился на почтарку своими жгучими глазами и вскинул черные брови-дуги:
3
Мадам, сколько стоит капуста? (французск.)
— «Откуда ты, прелестное дитя?»
— Благословите, батюшка! — склонилась Зойка, пряча плутоватую улыбку.
Отец Константин размашисто сделал благословляющий жест и опять спросил:
— Ты из пены морской, что ли? Афродита?
— Матрена, батюшка, — пресерьезно ответила Зойка, и только в уголках губ продолжала таиться все та же улыбка.
— Дурак же был тот поп, который окрестил тебя таким именем.
— А разве, батюшка, и среди попов есть дураки? — с наивной простотой спросила Зойка.
— Бывают, Матрена, бывают, хоть на них и почиет благодать божия. Сие даже согласуется с божественным учением. «Будьте аки дети», — говорится в писанин а дети, известно, народ неразумный.
— Это почтарка, отец Константин, — объяснил я. — Доставила мне пакет от инспектора. Теперь она всю волость обслуживает.
— Почтарка? А-а-а… Всю волость?.. А-а-а… Так, значит, предписания из епархиальной консистории теперь ты будешь доставлять мне?
— Нет, уж извольте за почтой посылать своего звонаря в волостное правление. В Бацановке до правления из любого места рукой подать.
— Жалко, жалко! — покачал отец Константин головой. — Я бы тебя принял с подобающей твоей красоте щедростью.
— А как бы приняла меня попадья? — прищурилась Зойка.
Отец Константин вздохнул:
— Попадья уже год, как спит во гробе. А в книге «Бытие» сказано: «Не добро быти человеку единому». Оттого и создал господь для Адама Еву. Скучно, Матрена, мне без Евы. — Он тряхнул своей черной волнистой гривой и крикнул в кухню, где слышались спотыкающиеся шаги Прасковьи — Эй, убогая, поди сюда! Сбегай-ка. в лавчонку, принеси сладкого винца, «церковным» называется. Да прихвати пряничков мятных, да орешков, да барбарисовых конфеток.
— Как же можно, батюшка, церковное вино тут пить. Школа ведь не освящена, — укоризненно покачала головой сторожиха.
— Иди, иди, не твое это дело! На вот две полтины. Прасковья затопала к выходу, а батюшка, обратясь ко мне, спросил:
— В самом деле, почему ж до сих пор не освятили школу? Дойдет до его преосвященства, опять мне будет выволочка.
— Попечитель говорит, — ответил я, — что освятить школу — это не просто отслужить молебен и окропить стены святой водой, а еще — накрыть на улице столы, отобедать всей деревней и выпить десять ведер водки. Нужны деньги, а общественные деньги богатей Перегуднко потратил на постройку своей мельницы и не торопится возвращать. Кстати, вы знаете, что в прошлом году тут уже был какой-то молебен с общественным обедом? Помолились, напились и устроили поножовщину. Двух парней зарезали.
— Да, было дело под Полтавой, — пробормотал отец Константин. — А сами вы не боитесь жить в неосвященном помещении?
— До сих пор меня не навещали ни черти, ни ведьмы.,
— Черти — может быть, что же касается ведьм… — Отец Константин многозначительно покосился на Зойку.
Та сейчас же отозвалась:
— Да и я вас, батюшка, пока не рассмотрела на груди креста, приняла за кого-то другого. Вроде, сказать, за того, который в поэме Лермонтова «летит над грешною землей».
Отец Константин расхохотался:
— Что значит неосвященная школа: вся бесовская сила собралась здесь. Вот принесет сторожиха вина — устроим шабаш.
«Церковного» в лавочке не оказалось, и Прасковья принесла чего-то покрепче. Священник налил ей полную чашку:
— Пей и ступай по своим делам.
Глаза у Прасковьи стали масленые. Она перекрестись, высосала все до дна, опять перекрестилась и умиленно сказала:
— Причастилась, сподобилась. Слава тя, царица небесная! — Брыкнула ногой и ушла.
Зойка прыснула.
— Чего смеешься? — с притворной строгостью сказал отец Константин. — Грех!
— Так, смешинка в рот попала. Удивительно, батюшка: на меня намекаете, а самую настоящую ведьму не примечаете…
— Ведьмы разные бывают. «Вия» Гоголя читала? Помнишь, какая краля загубила бурсака Фому?
Вина Зойка пить не стала, только пощелкала орешков. Отец Константин допивал бутылку, когда в окно кухни постучали.
— Псаломщик мой проснулся, — сказал он, выглянув из окна. — Надо ехать. — Потом приблизился к Зойке вплотную и, глядя ей в глаза, спросил странно дрогнувшим голосом: — Хочешь, подвезу до самой Бацановки? Места в тарантасе хватит.