В непосредственной близости
Шрифт:
— Говорите — старший офицер сказал? Разумеется, ему нужно, чтобы все сохраняли спокойствие во избежание неприятностей. Но с вашей стороны это очень достойно, Эдмунд, и я частично вам верю и, как смогу убедительно, передам все миссис Пайк.
— Думаю, прежде чем вы вернетесь в свою каморку, то есть каюту… Вы ведь не трус, правда? Налью-ка я вам стаканчик.
— Нет, Эдмунд. Говорю же, я от спиртного глупею, да и горло оно обжигает. Эдмунд, я даже молился, но ничего не произошло. Я все думал про «пустите детей… в Царствие Божие». [28] Нелегко ведь им, маленьким и беззащитным,
28
Лк., 18:16.
— Пайк! Возьмите себя в руки! Ричард! Ричард, я вам говорю! Прекратите истерику. Вы как девчонка, черт побери!
— Несете слово ободрения, мистер Тальбот?
Я неуклюже поднялся. Вошла мисс Грэнхем.
Одну руку она вытянула перед собой, другой придерживала юбки, пытаясь уберечь их от воды. Мисс Грэнхем приблизилась к столу, что стоял возле двери, и опустилась на скамью. Скачок, который сделало судно, швырнул меня вперед, и я сел напротив нее.
— Мисс Грэнхем, вам, право же, не следовало! Даме нельзя… А где мистер Преттимен? Ему стоило бы…
Мисс Грэнхем заговорила измученным голосом:
— Мистеру Преттимену нехорошо, и мне тоже. Вдобавок он еще и упал. Сильно расшибся.
— Чем я могу помочь? Может, навестить его?
Мистер Пайк сквозь слезы хихикнул:
— Эдмунд, навещающий страждущих!
— Это смешно, сэр, признаю. Но в нашей ситуации смех — благо.
Пайк обошел край заднего стола и бухнулся ко мне на скамью. Корабль взбрыкнул, словно мистер Пайк раздражал его так же, как и меня; зигзагообразный горизонт в кормовом иллюминаторе дико перекосился, Пайк полетел по скамье, приткнулся ко мне и, пробормотав извинение, отпрянул. Мисс Грэнхем сочувственно поглядела на него.
— Вашим получше, мистер Пайк?
— Отнюдь нет. Вы к ним придете?
— Позже, мистер Пайк. Кстати, вам следует напомнить миссис Пайк, чтобы она меня пригласила. Я принимаю в расчет ее бедственное положение, но всему есть предел!
— Она очень сожалеет, мисс Грэнхем, и переживает из-за той злосчастной вспышки. Она так и сказала. Умоляю вас!
Мисс Грэнхем вздохнула.
— Я постараюсь, мистер Пайк, но попозже. Мистер Преттимен болен.
— Я ей так и передам. И о ваших словах упомяну, Эдмунд.
Пайк встал; он более или менее держался на ногах и походил на человека, балансирующего на скате крыши в ожидании, что крыша внезапно перекосится в другую сторону. Шатаясь, он вышел и умудрился закрыть за собой дверь.
Мисс Грэнхем откинулась назад, обеими руками сжимая край стола. Из-под опущенных век по щекам катились капли то ли пота, то ли слез.
— Я надеялась попросить немного теплой воды, но голос у меня такой слабый…
— Это моментально можно исправить, мадам, воспользуйтесь моим. Бейтс! Бейтс! Где вы там? Выходите из проклятого чулана — прошу прощения… да не у вас, Бейтс! — еще раз приношу извинения, мадам — Бейтс, тотчас нужна горячая вода!
— Воды нет.
— Добавляйте «сэр», когда мне отвечаете!
— Так Виллер же сказал, сэр, воды нет.
— Ну, это мы посмотрим! Виллер!
— Но мисс Грэнхем, сэр, не с моей стороны коридора.
— И я тоже — ведь я поменял каюту.
— Да, сэр, но…
— Горячей воды, Виллер, да поживее! Если нужно, разведите чертов огонь, и скажите, кому следует, что это мой… мой…
— Вы очень добры, мистер Тальбот, но прошу вас…
— Не волнуйтесь, мадам. Виллер, принесете воду в каюту мисс Грэнхем.
— Даже просто горячая вода, сам ее вкус — так согревает! Я всегда столь придирчиво относилась к приготовлению чая, но не думала, что буду дорожить обычным кипятком, даже без заварки!
— Без заварки… Господи, мадам, я истиннейший, самый что ни на есть бестолковый…
Палуба вдруг выпрямилась. Я вскочил, пробежал через коридор в свою клетушку, бухнулся на колени, выгреб из самого дальнего ящика пакет и вернулся к мисс Грэнхем — пока палуба не опомнилась. Трюк был далек от изящества, но в общем вышло очень удачно, и я ликовал, что хоть раз перехитрил разбухшую посудину и не заработал никаких повреждений.
— Вот, мадам, примите вместе с моими извинениями.
— Чай!
— Когда я поднялся на борт, то упрятал его подальше и, честно говоря, с тех пор не имел причин о нем вспоминать. Надеюсь, суровый океанский воздух не испортил его окончательно. Я знаю, что вы, дамы, в спокойную погоду любите посидеть за чаем, и, как говорится, «чаша, которая бодрит, но не пьянит»… [29]
— Я не могу его принять.
— Мисс Грэнхем, ради Бога!
29
Вильям Купер (William Cowper) (1731–1800 гг.), строка из поэмы «Задача» (1785 г.).
Мисс Грэнхем отвернулась. Она держала клочок бумаги, который вынула из-под бечевки. Я узнал почерк. «Маленькому лорду» от «старушки Добби» в надежде на то, что он не будет пить ничего крепче».
— Боже мой, мадам. Поверьте мне… вот ведь глупость. Она могла бы хоть свернуть записку, черт… Господи, я ругаюсь, как солдафон. Простите, мадам, но я не люблю чай и пью его только за компанию. Мисс Добсон сильно рассердилась бы, если бы… вот кто, скажу вам, требовал дисциплины! Она ставила меня в угол на целый час — по часам, — когда считала, что… Здесь она живо послала бы меня на верхушку мачты — если бы у нас были верхушки мачт, то есть, конечно же, они имеются, поскольку юный Виллис проводит там уйму времени. Должен признаться, что я ее очень люблю, но она, пожалуй, слишком увлекалась сентиментализмом…
— Мистер Тальбот!
— Только фанатик заставит ребенка читать из «Истории сэра Чарльза Грандисона»! Она, верно, думала, что такой прекрасный образец христианского поведения послужит мне во благо, но, уверяю вас, мадам, это повествование, если повествование возможно растянуть на столько томов, оставило на мне глубочайший след на всю жизнь!
На миг мне померещилось, что мисс Грэнхем едва удерживается от смеха. Но дело обстояло гораздо хуже. Ее лицо исказилось от напряжения, и слезы буквально брызнули у нее из глаз — слезы истерического характера. Впервые в своей жизни я наблюдал, как дама скрежещет зубами. Слезы катились безостановочно. Не знаю, как описать мое удивление — скажу больше, изумление. Мисс Гренхэм застучала по столу кулачком: