Шрифт:
Глава первая,
в которой читатель знакомится с героем и рассказывается, при каких обстоятельствах герой был арестован
Последние крупинки осыпаются в песочных часах моей жизни.
Я смотрю из окна на деревья – они в роскошном весеннем цвету. Быть может, последнюю весну вижу я своими старыми, усталыми глазами. А может быть, встречу и еще одну или две…
Поверьте, мне не больно уходить. Тому, кто знает, что не зря прожил жизнь, нечего бояться смерти. Скоро мне исполнится семьдесят лет. Из них пятьдесят четыре отдано борьбе за рабочее дело. Теперь я внимательно наблюдаю жизнь своей страны, бываю на заводе, где работал когда-то, наведываюсь иногда и в родную деревню. Да, не напрасно жил я на свете.
Хорошо бы сейчас стать молодым, сохранив в памяти
2
В годы первой русской революции в Венгрии развернулся мощный подъем рабочего движения. 15 сентября 1905 года в Будапеште впервые в истории Венгрии состоялись всеобщая политическая стачка и стотысячная рабочая демонстрация.
3
«Красный четверг»– крупная политическая демонстрация пролетариата Будапешта, состоявшаяся 23 мая 1912 года.
4
Организационный съезд партии. – Имеется в виду организационное заседание, происходившее 20 ноября 1918 года в Будапеште, на котором под руководством Бела Куна была создана Венгерская Коммунистическая партия.
5
Буржуазно-демократическая революция в Венгрии, происшедшая в октябре 1918 года.
Но говорить я буду о самом для меня дорогом – о том, что двадцать пять лет храню в душе. Я буду вспоминать мрачное время, грустное и одновременно величественное. Ведь чем мрачнее ночь, тем дальше виден огонек костра. Итак, слушайте!
………………………………………
31 июля 1919 года я отправился из своего учреждения на заседание Совета Пятисот. [6]
Только в воротах я спохватился, что у меня нет мелочи даже на трамвай и что как раз сегодня должны платить жалованье. Мигом взлетел я на второй этаж, чтобы получить в кассе причитающиеся мне за месяц деньги. Мне выдали новенькие, еще пахнущие типографской краской «белые» деньги (так называли, в отличие от старых «синих», банковские билеты, выпущенные советской республикой, – денежный знак был у них только на одной стороне).
6
Совет Пятисот – Совет рабочих депутатов города Будапешта, названный Советом Пятисот по числу членов.
Я был в ту пору долговязый, худощавый, перепрыгивал сразу через четыре ступеньки, и на то, чтобы дойти до кассы и вернуться обратно, мне потребовалось не больше двух минут. И все-таки теперь мне кажется, что именно эти две потерянные минуты и были причиной последующих двух тяжелых лет и тех злоключений, о которых я хочу рассказать.
Когда я снова подошел к воротам, то увидел делегацию медиков. Во главе ее шел товарищ, которого я хорошо знал; вместе с медиками был уполномоченный Международного Красного Креста, какой-то господин из Швейцарии. Врачи направлялись к народному комиссару, но его на месте не было – он ушел уже на заседание Правительственного Совета. Медики сказали, что хотят переговорить со мной, очень, мол, кстати, что встретились…
Я начал было отказываться, но безуспешно. Они настаивали: дескать, так и так, дело очень срочное, очень важное, речь идет о жизни людей. И пришлось мне вернуться вместе с делегацией в свой кабинет.
Что это было за очень важное и очень срочное дело, я уже не помню. Знаю только, что мы засиделись; в учреждении работа давно уже кончилась и моя секретарша ушла домой. Один из врачей прямо под диктовку печатал на машинке протокол и решение. Совещание затянулось. В этот день в наркомате царила страшная неразбериха и суматоха. Нам все время кто-то мешал: в комнату без конца заглядывали, что-то спрашивали, звонил телефон. Тревожные известия обрастали еще более тревожными слухами.
На заседание Совета Пятисот я опоздал.
В Городском Совете, куда я пошел, я столкнулся на лестнице с запыхавшимся командиром будапештского Красного караула, от него я узнал, что действительность хуже всяких слухов. Он залпом выпалил: румыны перешли Тису и продвигаются к Будапешту. Красной армии, которая преградила им путь, нет, нет и возможности вновь организовать сопротивление. Правительство подало в отставку, из руководителей профсоюзов формируют новое правительство под председательством Пейдля, как этого требовала прежняя нота Антанты. [7]
7
Прежняя нота Антанты – ультиматум Антанты от 20 марта 1919 года, вошедший в историю как нота Викса. Ультиматум требовал от венгерского правительства передачи значительной части территории страны, населенной в основном венграми, Антанте. Эта нота явилась одной из причин, ускоривших падение обанкротившегося буржуазного правительства Венгрии и давших толчок к провозглашению в стране советской республики.
Советская республика пала…
Было ли неожиданным это известие? Не совсем. Над нами уже в течение нескольких дней сгущались свинцовые тучи. Я слышал о последнем наступлении, план которого разработал начальник штаба Жулье, знал об окружении и уничтожении тисской Красной армии (сейчас установлено, что копию плана Жулье переслал с одним из офицеров войскам Антанты). Знал я, что от исхода этого наступления зависит очень многое – все наше существование. Устоит ли наш островок против лавины интервентов, способны ли мы защитить свои завоевания, сможет ли маленькая, но свободная Венгрия не принять наглого и унизительного ультиматума победивших держав?…
Для нас, для пролетариев, от этого, пожалуй, зависела вся жизнь…
Мне казалось, что сама земля взбунтуется и камни зашевелятся. Что ж, у нас нет оружия, но мы сами встанем живой стеной и голыми руками задержим наступление или умрем все до одного. Я не верил известиям, не хотел верить, хотя сомневаться не было никаких оснований. Неужели всему конец?
Ведь люди ходят по улицам. Народ толпится на трамвайных остановках, трудится у станков в Чепеле, Кишпеште, Уйпеште – кругом, во всех предместьях.
Я стоял в каком-то оцепенении возле лестницы в вестибюле Городского Совета и смотрел, как вокруг меня взволнованно суетились и сновали люди. В черных кожаных куртках ходили взад и вперед с угрюмыми, потемневшими лицами солдаты отрядов «Ленинские бойцы». Маленькими группами собирались депутаты Совета Пятисот и тихо переговаривались.
Вдруг я увидел одного знакомого из Дома Советов, бросился за ним и догнал уже у выхода:
– Как дела? Что же теперь будет? Что вы решили?
– Ты завтра утром должен уехать с правительственным поездом.
– Куда?
– Австрийцы дают право убежища.
О многом мне хотелось его расспросить, но он сдержанно произнес: «Это приказ» – и ушел. Он сел в открытую серую офицерскую машину. Тарахтя, автомобиль укатил.
Сколько времени стоял я взволнованный, растерянный, не помню. Очнулся, когда вестибюль совсем опустел и в здании воцарилась тишина. Швейцар и еще какой-то старик возились у ворот.
– Значит, закрываем, – пробормотал дед.
Я отошел в сторону. Загремели тяжелые кованые створы.