В неверном свете
Шрифт:
Хорнунг с сомнением взирала на него.
— Только что я мыслил как художник, — сдержанно извинился Тойер. — Теперь я возвращаюсь назад, к языку слов.
— Мило с твоей стороны.
— Возвращаюсь назад, — мечтательно повторил он. — Возможно, я действительно возвращаюсь назад. Вот только куда? — Он ожидал, что увидит что-то желтое, но видел лишь Гейдельберг с плотины. В неверном свете ночных огней.
На следующее утро, явившись на службу, Тойер мог уже более внятно сформулировать свои соображения. Пришла Ильдирим, присутствовала и Хорнунг, хотя ужасно стеснялась.
— Одна
Каждый раз, когда речь шла об открытии, сделанном Хорнунг, в комнате ощущалась некоторая неловкость.
— Лейдиг, мне нужна увеличенная копия картины из «РНЦ», лучшая из лучших. Возможно, в газете есть и другие снимки этой картины. Как это мы, олухи, раньше не сообразили.
Этот упрек был настолько справедлив, что все промолчали.
Смачно и твердо Тойер повторил еще раз:
— Ну что же мы за олухи! Вы — нет, фрау Ильдирим… Хафнер, — продолжал затем сыщик, — в скором времени мы получим поддержку от Мангейма… — Он игнорировал фырканье Ильдирим. — Но до этого мне нужно, чтобы ты немножко потоптался возле Зундерманна. Может, проглядишь его почту…
— Минуточку, — вмешалась Ильдирим. — В конце концов, существуют законы.
— Нет-нет, он не будет читать письма, — солгал старший гаупткомиссар, который постепенно входил в свою обычную роль. — Меня интересуют лишь отправители.
— Из машины я едва ли их прочту.
Тойер схватил за нос ошеломленного комиссара:
— Тогда ты выйдешь из машины. — Он отпустил его и воскликнул: — Хафнер, все ясно? Нагони на мальчика страху.
— Слушаюсь!
Внезапно Тойер вспомнил трех парней в черных кожаных куртках. Он услышал их шаги, увидел нож, в памяти всплыл звериный хрип Дункана…
— Но только не рискуйте, — уже намного тише добавил он.
Хафнер кивнул.
— Штерн, ты приклеишься к Обердорф, о'кей? Лейдиг позже сменит Хафнера, а я тогда возьму на себя профессоршу. Нам придется потратить на это и добрую часть ночи.
Штерн был озадачен.
— Если у нас возникли подозрения, что Обердорф могла утопить Вилли, почему бы нам ее не арестовать?
— Потому что у нас нет ни единого доказательства. — Тойер беспомощно закатил глаза. — Вот если бы она его застрелила, да еще из своего охотничьего ружья! Сколько их у нее! Но у нас нет ни следов, ни свидетелей — во всяком случае, пока нет. Придется еще подождать. — Комиссар повернулся к Ильдирим, и в его голосе зазвучала мольба. — Нам нужны люди, в самом деле. Мы должны получить право прослушивать телефонные разговоры и прочее. Она наверняка захочет вывести картину из игры, а Зундерманну нужны деньги. После смерти Дункана студент, пожалуй, может получить их только от профессора Обердорф. Этот контакт мы должны проверить.
Прокурор кивнула:
— Я поговорю с Вернцем. После его фортеля с мнимым новозеландцем
— Кто-нибудь из близких? — благовоспитанно спросил Тойер, хотя ему было в общем-то все равно.
— Собака, — сказала Ильдирим. — Последняя жертва собачьего убийцы принадлежала его брату. Во Франкфурте существует кладбище для четвероногих.
Потом все быстро закрутилось. Хорнунг попрощалась, получив несколько грубый, но сносный оттиск фальшивого Тернера. Газета не располагала другими снимками, но не прозевала хотя бы этот.
Вечером, сменив Штерна, Тойер был несколько уязвлен. Никто и не заметил, что он снова стал водить машину.
Ни в Гейдельберге, ни в Мангейме не случилось ничего заметного. Обердорф, казалось, не подозревала, что за ней следят, либо ей было наплевать. Она расхаживала по своей вилле, ничуть не скрываясь. Около одиннадцати часов вечера она позвонила по телефону. Тойер немедленно набрал номер Зундерманна. Тот был занят. Это могло оказаться и случайностью.
В час кто-то постучал в стекло его машины, Он похолодел от испуга. На мгновение ему показалось, что из темноты появилось вежливое лицо Дункана. Но это была Ильдирим. Она принесла кофе.
— Я отыскала Вернца, — сообщила она после того, как Тойер с блаженным урчанием сделал первые глотки. — Наш дурак теперь не хочет ничего решать в одиночку, возможно, даже и не имеет права. Его история с Дунканом очень не понравилась наверху.
Тойер в ярости ударил кулаком по рулю и нечаянно угодил по сигнальному гудку.
— Ну вы и филер, — сухо заметила Ильдирим. — Вас только слепой не заметит.
Тойер оставил без внимания заслуженную критику.
— С тех пор как утонул Вилли, я имею дело с так называемыми начальниками, которые мне лишь мешают что-то делать. Чем я так провинился? За что мне такое невезение?
— Возможно, в прежней жизни вы согрешили с козой или как-то еще, — ответила Ильдирим и хихикнула.
— С козой, — обиженно повторил сыщик, — вот уж придумаете.
Лишь к трем часам утра Обердорф, казалось, заснула. У Лейдига в Мангейме тоже все было спокойно. Зундерманн не выходил, и это, пожалуй, было примечательно. Тойер распорядился снять наблюдение. В семь часов утра его продолжат Штерн и Хафнер.
Он отвез Ильдирим домой и подождал, дока она не закрыла за собой дверь подъезда. Его самого подстраховывать было некому. Он трясся от страха, пахнувшего рыбной ворванью, пока не запер свою дверь на два замка.
На автоответчике раздался голос Хорнунг. Правдами и неправдами она добилась на следующий день встречи с ответственным экспертом из галереи «Тейт».
Сыщик выпил «Раки», подарок Ильдирим, и послушал «Грейпфрутовую луну».
15
Тойер проснулся от звонка телефона. Еще в полусне он решил выбросить разбудивший его аппарат, чтобы не звонили там всякие.
— Если это Зельтманн, то ничего, переживет. Нарушать покой умершего… — бормотал он. Такой аргумент стал его новой причудой, которую он едва замечал.