В объятиях Кали
Шрифт:
— А тебе не нужно особое платье как при конфирмации или еще чего-нибудь? — спрашивала мать.
— Нет, — отвечала Холли.
— Вижу, у тебя авиабилет. Значит, твоя церковь находится далеко отсюда?
— Мама, я наконец обрела достойную цель. Неужели ты опять хочешь все испортить?
— Нет, ни в коем случае. Мы с отцом так рады за тебя. Просто я хотела тебе помочь. В конце концов мы можем себе это позволить. И будем счастливы оплатить тебе полную стоимость билета на приличной авиалинии. Надеюсь, твоя вера не обрекает тебя на нищенское существование?
Холли была хорошенькой блондинкой с лицом херувима, невинными голубыми глазами и зрелыми формами фермерской дочки.
— Господи, ну, оставишь ты меня, наконец, в покое? — сказала она.
— Да, да, дорогая. Прости.
— Я обрела свое место в этом мире.
— Конечно, дорогая.
— Несмотря на гнет вашего богатства...
— Да, Холли.
— ...и семейное окружение, лишенное подлинной духовности...
— Да, дорогая.
— ...и родителей, которые всегда были ярмом на моей шее. И все же, несмотря на это, я нашла свое пристанище...
— Да, дорогая.
— ...где я чувствую себя нужной.
— Конечно, дорогая.
— Ну, тогда и отвяжись, старая стерва, — сказала Холли.
— Конечно, дорогая. Не поешь ли чего-нибудь на дорогу?
— Разве что паштет из твоего сердца.
— Да хранит тебя Бог, — сказала на прощанье мать.
— Меня хранит богиня, — уточнила Холли.
Она не попрощалась с матерью и не дала на чай таксисту, доставившему ее в аэропорт. Там она показала свой картонный билет в окне регистрации, где сотрудница аэропорта нашла ее фамилию в составленном от руки списке пассажиров и поставила резиновой печатью штамп на тыльной стороне ее кисти. Затем Холли направили в зал ожидания, где некоторые пассажиры за дополнительные деньги заказали себе стулья.
Холли взяла себя в руки, вспомнив молитвы, которым ее научили. Она пропела их про себя, и тут ей открылось, что человек, которого она изберет, — демон, заслуживающий смерти в Ее честь. Ведь именно Она, мать разрушения и гибели, повелевает, чтобы демонов убивали, дабы другие люди могли жить спокойно. Нужно убивать, решила Холли. Вот и убивай, продолжала она. Убивай. Убивай для Кали.
Она расхаживала по залу ожидания, подыскивая подходящую жертву.
— Привет, — обратилась Холли к женщине с бумажным свертком. — Давайте я вам помогу.
Женщина отрицательно покачала головой. Она явно не хотела вступать в разговор с незнакомыми людьми. Холли послала ей нежнейшую улыбку и победоносно вскинула голову. Но женщина даже не смотрела в ее сторону. И тут Холли впервые охватила паника. А вдруг никто не проникнется к ней доверием? Ей говорили, что вначале нужно расположить людей к себе. Нужно завоевать их доверие.
Старик читал газету, сидя на взятом напрокат стуле. Обычно пожилые люди доверяли ей.
— Привет, — сказала она ему. — Видно, что вы читаете что-то интересное.
— Читал, — поправил ее мужчина.
— Могу я помочь вам? — спросила она.
— Обычно я читаю сам, — ответил он, окинув ее ледяной улыбкой.
Холли кивнула и отошла. Страх охватил ее. Помощь ее никому не была нужна. Никто не хотел воспользоваться ее любезностью.
Она старалась успокоиться, но понимала, что это ей вряд ли удастся. Ей, первой, так не везло. У остальных все получалось отлично. Люди, пускающиеся в путешествие; обычно очень волнуются, они благодарны за любую помощь, однако здесь, в зале ожидания компании “Джаст Фолкс”, ее попытки установить контакт никому не были нужны.
Она попыталась пристать к мальчику, читавшему юмористическую книжку, но тот ее чуть ли не пинками прогнал прочь.
— Ты мне не мама и совсем не нравишься, — огрызнулся он.
Так устроен мир. Она в нем всегда оказывалась в проигрыше. На пути пробуждения совести человечества ее всегда подстерегали неудачи. Марши мира, поддержка революционных движений в других странах, антивоенные демонстрации — все это ни к чему не привело: в мире по-прежнему тревожно. Кругом неудачи, и вот теперь, в решающий момент ее жизни — снова провал. И она расплакалась.
Прыщавый юнец, лицо которого хотелось хорошо потереть мочалкой, спросил, не нужна ли ей помощь.
— Вот еще. Это я должна помогать.
— Тогда помоги мне, чем только можешь, киска, — сказал он, похотливо улыбаясь.
— Ты правда этого хочешь? — спросила Холли. Глаза ее расширились. Слезы моментально высохли.
— Конечно, — ответил юноша, оказавшийся второкурсником из крупного университета штата Луизиана, он возвращался в Новый Орлеан на самолете “Джаст Фолкс”, потому что это было дешевле, чем ехать автобусом.
А принимая во внимание, сколько теперь стоят туфли, прибавил он, даже дешевле, чем ходить пешком. Беседуя с девушкой, он старался получше запомнить разговор, чтобы потом было чем хвастаться перед однокурсниками, если дела и впредь пойдут так же хорошо.
— Тебя кто-нибудь встречает? — спросила Холли.
— Нет. Я доберусь до кампуса сам.
— Хочешь, подброшу тебя?
— Не откажусь, — согласился он.
— Как тебя зовут, куда ты едешь и зачем, любишь ли ты кого-нибудь, что тебя волнует, и на что ты надеешься? Для меня главное — жить счастливо, — выпалила Холли. Вот черт, — подумала она. — Нужно было задавать вопросы постепенно, а не все сразу.
Но юноша не обратил на это внимания. Он ответил на все вопросы. Ей даже не пришлось слушать, достаточно было улыбаться и изредка кивать.
Каждая его шутка вызывала у нее смех, каждую мысль она находила исключительно глубокой. Эта полногрудая блондинка с кожей молочной белизны дарила ему понимание, которого он не встречал раньше.
Парочка едва обратила внимание на двух стюардов на борту, один из которых носил кимоно. Они, по-видимому, хорошо справлялись с работой: все оставались на местах и ничего не требовали. Впрочем, один из пассажиров все же захотел в туалет, но азиат в кимоно тут же научил его управлять мочевым пузырем.