В объятиях Кали
Шрифт:
Римо выпрямился во весь рост. Боль в руке не унималась, голова кружилась, он был весь в поту. Ноги не двигались, но он все же стоял, зная, что никогда больше не опустится он на колени перед Кали.
— Фальшивый герой, — снова послышался голос. — Ты слаб, и учитель твой слаб. Все вы ничто передо мной!
— Но больше я не склоню головы, — возразил другой голос. Он был еще очень тих, зарождаясь где-то в стороне от сознания Римо, но все же звучал, и Кали слышала его.
— Нет, склонишь.
Резкая боль пронзила его живот. Изо рта и носа брызнула кровь.
Но Римо устоял.
Кусочек расплавленного серебра вновь, зашипев, обратился в кипящую жидкость, обжигающую пальцы.
Римо продолжал стоять.
Теперь боль добралась до ушей — их, казалось, проткнули двумя раскаленными проволоками. Голову разрывал нечеловеческий визг, словно тысячи сирен включились одновременно.
Но Римо все же стоял, умиряя невыносимый шум своей волей. Сила возвращалась к нему. Подняв высоко голову, он твердо посмотрел в злобные глаза Богини.
— Ты не Лу, — произнес голос.
— Конечно, нет, — холодно ответил Римо, голос его отчетливо прозвучал в тишине комнаты.
— Но у тебя его дух.
— Не только его, — возразил Римо.
— Кто ты? — пронзительный голос, не нарушающий тишины комнаты, терзал его уши, как вопли профессиональной плакальщицы.
И он ответил голосом, идущим из дотоле неведомого уголка его существа. Голос произносил слова, которые были новостью для самого Римо, изрекая древнее пророчество Синанджу.
— Я — земное воплощение Шивы, Бога Разрушения — Дестроер, несущий смерть и ниспровергающий миры! Мертвый тигр снова на ногах, благодаря Мастеру Синанджу.
Римо двинулся к статуе, слыша внутренним слухом ее пронзительный испуганный крик.
Нанося невидимые удары, статуя молча сопротивлялась. Кожа на лице Римо кровоточила, но страха он уже не испытывал. Ему удалось ухватить статую за голову. Прикосновение обожгло его огнем. Скрытая внутри статуи сила оторвала его от пола и швырнула через всю комнату. Не удержавшись, он пробил стекло и с грохотом вылетел наружу, на солнечный свет.
Статую из рук он не выпустил.
Та билась в его руках как живая, принимая всевозможные формы, словно глина, из которой ее слепили, была еще мягкой. Руки ее кружили вокруг, пока ей не удалось наконец обвить шею Римо; она сжимала объятия все туже и, казалось, отравляла его своим ядом.
— Больше ты не испугаешь меня, — громко произнес Римо. — Я — Шива!
Он не мешал статуе обвивать себя многочисленными руками. Но сам в то же время изо всех сил сдавливал обожженными руками ее торс. Наконец из ее ноздрей повалил желтый дым. На некоторое время он затянул зловонной пеленой чистое небо Колорадо, а потом быстро растаял, как утренний туман.
Статуя лопнула в руках Римо. Куски ее он покидал с обрыва, слыша, как те глухо стукаются о камни, а голову измельчил в порошок и развеял по ветру.
Потом вернулся в дом. Свежий воздух врывался в гостиную сквозь разбитое венецианское окно — там уже не осталось и намека на мерзкий запах.
Римо с грустью опустился на колени рядом с Чиуном, с нежностью коснувшись лба старика, где все еще темнела синеватая точка.
Лоб был гладким и прохладным. Слезы струились по лицу Римо, и он вслух попросил богов послать ему такую же смерть, как Мастеру Синанджу.
Лоб под его рукой наморщился, ресницы задрожали, и раздался характерный визгливый голос Чиуна:
— Такой же смерти? Тебе придется ее долго ждать, если ты сейчас же не перестанешь терзать своей лапищей мою нежную кожу.
— Чиун!
Римо отпрянул от неожиданности. Старый кореец, как всегда, важно, не теряя достоинства, поднимался с пола, темное пятнышко на его лбу бледнело, а потом и совсем исчезло.
— Как тебе удалось остаться в живых?
— Как? — Карие глаза корейца расширились. — Как? В самом деле — как, учитывая, что ты вечно висишь на моей шее тяжелым камнем?
— Я?..
— Ты. А кто еще? — огрызнулся Чиун. — Я уже одной ногой был в великом Ничто, а ты вел себя как обычно. То есть, ничего не предпринимал.
— Я...
— Тебе же говорили, что нужно делать с кольцом.
— Я все делал. Я держал его...
— Ничего ты не сделал, — сказал Чиун. — Я все видел.
— Взгляни на мои руки. — Римо протянул Чиуну свои обожженные ладони. Но теперь на них не было никаких следов. — Как же? Кольцо... Я сам видел... Оно плавилось... — Римо полез в карман. Там действительно что-то лежало. Римо извлек от туда старенькое дешевое колечко из серебра.
— А то кольцо? Оно что же, было только в моем мозгу? — недоверчиво спросил Римо. Чиун фыркнул.
— Да, не велико же оно было, если сумело уместиться там.
— Клянусь тебе, — уверял Римо.
Он чувствовал на руке под серебряным колечком еще что-то и убрал с ладони кольцо Лу. Там остались мелкие капельки — тоже в форме кольца. Римо попробовал их на вкус. Соленые. То были слезы.
— О, Айвори, — произнес Римо.
Он подошел к похолодевшему безжизненному телу женщины. Лицо ее было мокрым от слез.
Римо молча надел ей на палец серебряное кольцо.
Может, хоть это, подумал он, принесет наконец Плачущей женщине покой.
Глава двадцать седьмая
— Выходит, я Лу? — спросил Римо.
— Ну, не идиот ли ты? — сказал Чиун. — Конечно, ты не Лу. Тот мертв уже две тысячи лет. Неужели тебе до сих пор не ясно, кто ты, дурень ты несчастный?
— А как же Айвори? Плачущая женщина? И кольцо?
Они умолкли, потому что в номер нью-йоркского отеля, где велась беседа, вошел доктор Харолд В.Смит и сел за большой письменный стол.