В объятиях смерти
Шрифт:
— Согласен.
— Потом Берил сбегает на Ки Уэст. — Я продолжала атаковать свою почту. — А Френки продолжает проверять по компьютеру, когда она закажет обратный билет. Вот как он смог выяснить совершенно точно дату ее возвращения.
— Да, вечер двадцать девятого октября, — сказал Марино. — И Френки все рассчитал. Проще пареной репы. У него был законный доступ к багажу пассажиров, и я думаю, он мог просматривать багаж с ее рейса, когда его выгружали на ленту транспортера. Увидев сумку с именем Берил на ярлыке, он схватил ее. А чуть позже она жалуется, что пропала ее коричневая кожаная сумка.
Марино не требовалось добавлять, что точно такой же маневр Френки использовал и со мной. Он отследил мое
На прошлой неделе губернатор пригласил меня на прием, который я пропустила. Полагаю, Филдинг пошел вместо меня. Приглашение отправилось в корзину.
Марино продолжал, добавляя подробности относительно находок полиции в квартире Френки Эймса в северной части города.
В его спальне обнаружилась дорожная сумка Берил, в которой лежали ее окровавленная блузка и белье. В чемодане, служившем столом, рядом с его кроватью, хранился комплект крутых порнографических журналов и пакет с мелкокалиберной дробью. Эту дробь Френки засыпал в обрезок трубы, которым разбил голову Кери Харпера. В том же чемодане лежал конверт со вторым комплектом компьютерных дисков Берил, все еще упакованных между двумя твердыми квадратиками картона, и копия ее рукописи, включая первую страницу двадцать пятой главы, перепутанную со страницей оригинала, который читали мы с Марком. Бентон Уэсли считал, что у Френки была привычка, сидя на кровати, читать книгу Берил и ласкать одежду, в которой она была, когда он ее убил. Может быть, и так. Единственное, что я знала совершенно точно, — у Берил не было шансов. К ее двери Френки пришел как курьер, и у него была ее дорожная кожаная сумка. Даже если бы она запомнила его с той ночи, когда он доставил сумки Кери Харпера в дом Мактигю, у нее бы не возникло никакой задней мысли — так же, как не возникло и у меня до тех пор, пока я не открыла дверь.
— Если бы только она не впустила его, — пробормотала я. Теперь исчез мой нож для вскрывания писем. Куда, черт побери, он мог деваться?
— Вполне понятно, почему она его впустила, — ответил Марино. — Френки весь из себя официальный, улыбается и на нем форменная рубашка и фуражка «Омеги», у него сумка, это значит — ее рукопись. Она довольна. Она благодарна. Она отключает сигнализацию, открывает дверь и впускает его...
— Но почему она снова включила сигнализацию, Марино? У меня тоже система охраны от воров. И иногда ко мне тоже заходят посыльные. Если машина службы доставки останавливается перед моим домом, а система охраны включена, я выключаю ее и открываю дверь. Если я достаточно доверяю, то впускаю человека внутрь, и уж конечно не буду снова включать сигнализацию только за тем, чтобы через минуту, когда посыльный уйдет, снова отключать и включать ее.
— Ты когда-нибудь запирала ключи в своей машине? — Марино задумчиво смотрел на меня.
— Какое это имеет отношение?
— Просто ответь на мой вопрос.
— Конечно, запирала. — Я наконец нашла свой нож для вскрытия писем — он был у меня на коленях.
— Как это происходит? В новых машинах они ставят всякие предохранительные устройства, чтобы ничего подобного не происходило, док.
— Верно. И я изучила их так хорошо, что проделываю все не задумываясь, а когда прихожу в себя, оказывается, что мои двери закрыты, а ключи болтаются в замке зажигания.
— У меня такое ощущение, что с Берил произошло нечто подобное, — продолжил Марино. — Я думаю, она была просто зациклена на этой проклятой системе охраны, которую установила, когда ей стали угрожать. Я думаю, что она была у нее включена все время, что у нее выработался рефлекс — нажимать эти кнопки в ту минуту, когда закрывала входную дверь. — Он нерешительно замолчал, разглядывая мою книжную полку. — Довольно странно. Она оставляет свой проклятый револьвер
Я выровняла стопку токсикологических отчетов и убрала ее и пачку свидетельств о смерти со стола. Взглянула на башню из микродиктантов, торчащую из-за моего микроскопа, и у меня тут же снова испортилось настроение.
— Господи Иисусе, — наконец не выдержал Марино, — ты не можешь посидеть спокойно, по крайней мере пока я не уйду? Ты сводишь меня с ума.
— Я сегодня первый день на работе, — напомнила я ему. — Что я могу поделать? Посмотри на этот беспорядок. — Я сделала широкий жест над своим столом. — Можно подумать, что меня не было год. Потребуется не меньше месяца, чтобы разобраться тут.
— Даю тебе время до восьми часов сегодняшнего вечера. К этому моменту все должно быть снова в норме, так же, как было.
— Спасибо большое, — сказала я довольно резко.
— У тебя хороший персонал. Они знают, как поддерживать порядок в делах, когда тебя нет. Так в чем же дело?
— Ни в чем. — Я зажгла сигарету и сгребла бумаги в сторону, разыскивая пепельницу.
Марино откопал ее на краю стола и придвинул поближе ко мне.
— Эй, не похоже, чтобы в тебе тут не нуждались, — сказал он.
— Незаменимых нет.
— Да, верно. Я так и знал, что это то, о чем ты думала.
— Я ни о чем не думала. Я просто расстроена, — сказала я, протягивая руку к левой полке и доставая свой ежедневник. Роза вычеркнула все до конца следующей недели. А затем наступит Рождество. Я чувствовала, что вот-вот расплачусь, и не знала почему.
Наклонившись вперед, чтобы стряхнуть пепел, Марино тихо спросил:
— Ну, как тебе книга Берил, док?
— Она разбивает сердце и наполняет тебя радостью, — сказала я, мои глаза были полны слез. — Она потрясающа.
— Ну что ж, я надеюсь, ее, в конце концов, напечатают. Берил как бы будет продолжать жить, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Понимаю. — Я глубоко вздохнула. — Марк попытается что-то сделать. Я полагаю, надо оформить все по новой. Спарацино определенно уже не будет заниматься делами Берил.
— Если только он не сделает этого за решеткой. Я полагаю, Марк рассказал тебе о письме.
— Да. Он рассказал.
Одно из деловых писем от Спарацино к Берил, которое Марино нашел у нее в доме, приобрело новый смысл, когда Марк взглянул на него, после того, как прочитал рукопись:
«Как интересно, Берил, что Джо выручил Кери, — и я чувствую себя тем счастливее, что познакомился с ними обоими еще тогда, когда Кери только купил этот чудесный дом. Нет, я не нахожу это удивительным, совершенно. Джо был одним из самых щедрых людей, которых я когда-либо имел удовольствие знать. Я с нетерпением ожидаю услышать больше».
Простой абзац намекал на очень многое, хотя маловероятно, что у Берил был ключ к его прочтению. Я серьезно сомневалась, что, упоминая Джозефа Мактигю, Берил имела хотя бы малейшее представление о том, насколько опасно она приблизилась к запретной границе области незаконной деятельности самого Спарацино, которая заключала в себе множество фиктивных корпораций, созданных адвокатом для того, чтобы облегчить отмывание денег. Марк не сомневался, что Мактигю, с его огромным капиталом и недвижимостью, был хорошо знаком с криминальными методами Спарацино, и что, в конечном счете, помощь, которую Мактигю предлагал Харперу в его безнадежном финансовом положении, вряд ли была законной. Поскольку Спарацино никогда не видел рукописи Берил, он сходил с ума при мысли о том, что она могла неумышленно раскрыть. Поэтому, когда, после исчезновения рукописи, он стремился заполучить ее в свои руки, им руководило нечто большее, чем жадность.