В объятиях спрута

Эйвельманс Бернар

“Море так сильно волновалось там, где его освещала луна, что я едва не поднял тревогу. Я часто слышал о вулканических островах, которые внезапно поднимались из воды и исчезали в мгновение ока, а поскольку мы находились недалеко от Суматры, с ее цепью активных вулканов, меня охватила тревога. Я взял бинокль и навел его на то место, где кипела вода. Я сразу же понял, что мои страхи по поводу вулканов и подводных землетрясений напрасны, но те стихийные силы, которые я увидел, вполне извиняли мою ошибку.

Громадный кашалот вел смертельный бой с гигантским кальмаром, почти не уступающим ему по величине, бесконечные щупальца которого опутывали его целиком. Голова кашалота была как сетью покрыта переплетающимися щупальцами; и это было

вполне понятно, поскольку он держал в своих челюстях туловище моллюска и методично перекусывал его пополам.

Рядом с цилиндрической головой кашалота я видел голову гигантского кальмара, которая может присниться только в кошмарном сне. Насколько я мог судить, она была величиной с нашу большую бочку на 350 галлонов (590 л) и, вероятно, даже больше. Глаза были такие громадные и темные, что на фоне светлой головы производили удивительное впечатление. Они были менее фута в диаметре, с опаловыми переливами, как куриная кожа.

Происходящее привлекло акул, которые, как шакалы возле льва, намеревались принять участие в пире и с нетерпением ожидали смерти моллюска…”

В ноябрьском номере за 1952 год журнала “Французский охотник” капитан дальнего плавания Макс П. Робен рассказывает, как он оказался свидетелем похожей схватки между кашалотом и громадным спрутом, 8—10 метров длиной.

Невероятные ныряния кашалота

Сообщение о спруте сначала кажется ошибкой.

Царствуя на необъятных просторах океана, кашалот, по-видимому, никак не может войти в контакт с осьминогом, прячущимся в расселинах прибрежных скал или в придонных водах.

Но на это можно возразить, что большой зубастый кит имеет обыкновение нырять, и, как стало недавно известно, на невероятно большую глубину. Всего четверть века назад все натуралисты считали, что киты не могут погружаться глубже ста метров. Некоторые признавали, хотя и неохотно, что они способны выдерживать громадное давление в морских глубинах. Но все были согласны в том, что киты должны были бы умирать от газовой эмболии при выныривании, той самой “кессонной болезни”, от которой страдают водолазы, слишком быстро поднимающиеся на поверхность.

Киты — это животные, дышащие воздухом, которые под водой существуют на скудном пайке того воздушного запаса, который содержат их легкие. Поэтому трудно было себе представить, что они могут погружаться на большую глубину. В. этом случае им пришлось бы выбирать: подниматься затем на поверхность с благоразумной медлительностью и погибнуть от удушья или выныривать на большой скорости и умереть от эмболии.

Только один зоолог не разделял это мнение. Это был немецкий исследователь Вилли Кюкенталь, тогда профессор в Бреслау, который хладнокровно утверждал в 1900 году: “Кашалот может нырять на глубину в тысячу метров”.

Если бы кашалоты не были до такой степени лакомы до кальмаров, что принимали иногда подводные телефонные кабели за их щупальца, то Кюкенталя можно было бы принять за фантазера, если не за сумасшедшего.

Несколько лет назад действительно капитан Харн со специального судна “Гардиан” был вынужден поднять поврежденный кабель длиной около 500 метров у экваториального берега с глубины 1680 футов (512 м). Каково же было его удивление, когда на конце своей импровизированной удочки он увидел 10-метрового кашалота: кабель обвился вокруг его нижней челюсти!

Вместо того чтобы признать, что кашалоты могут погружаться глубже 500 метров, были за уши притянуты несколько гипотез. Самая незамысловатая из них сводилась к тому, что труп кашалота совершенно случайно упал на кабель.

Но в апреле 1932 года повторился похожий эпизод, и на этот раз при еще более необычных обстоятельствах. Поступил сигнал о повреждении кабеля, соединявшего Бальбоа, в зоне Панамского канала, с Эсмеральдой, в Эквадоре. Когда подняли кабель в открытом море у берегов Колумбии с глубины 3240 футов (987 м), то увидели

мертвого кашалота запутавшегося в нем как котенка в клубке пряжи. Кабель опутывал не только его нижнюю челюсть, но все тело, и хвостовой плавник тоже. Чтобы так запутаться, кит-лакомка должен был очень постараться, с яростью отбиваясь от схватившего его лжекальмара.

Кашалоты — любители телефонных кабелей?

Когда убедились, что кашалот ныряет на глубину тысячи и более метров, встал вопрос о механизме, делающем возможными такие подвиги.

Благодаря работам американских физиологов Ирвинга и Шолендера было установлено, что кашалот может оставаться на глубине по меньшей мере 75 минут, то есть час с четвертью. Это возможно не потому, что у него больше, чем у человека, относительный объем легких — на самом деле он меньше половины человеческого, — а потому, что он на 90 процентов обновляет воздух в легких при всплытии на поверхность, а человек — только на 15–20 процентов. Кроме того, его дыхательный центр менее чувствителен к углекислому газу, который постепенно накапливается в крови при непоступлении кислорода. Под возбуждающим воздействием этого газа его дыхание не учащается, как это бывает у нас, и он не потребляет больше кислорода тогда, когда его не хватает. Все это позволяет ему подниматься довольно медленно и постепенно, совсем не задыхаясь. С другой стороны, ему не угрожает в такой степени, как водолазу, газовая эмболия, так как в его легких скапливается ограниченное количество азота, поскольку его воздух в процессе ныряния не обновляется. Кроме того, в процессе погружения давление воды на бока нагнетает в его бронхи, трахею и носовые полости большую часть газа, не растворенную в крови. И наконец, ускоренное биение сердца во время подъема благоприятствует быстрому удалению растворенного азота.

И все же нельзя исключить совсем опасность “кессонной болезни” у морских млекопитающих в процессе ныряния. Поэтому возникает вопрос: что же толкает кашалота на такие глубоководные авантюры? Это не может быть чувство самосохранения, так как уже на глубине 100 метров он может считать себя в безопасности, тем более на глубине 500 метров, в абсолютной темноте. В глубину его может толкать только голод. Два случая с поврежденными кабелями это доказывают. Если учесть, что кашалоты питаются почти исключительно кальмарами, а кабели очень похожи на щупальца их добычи, то их фатальная ошибка становится вполне объяснимой, особенно в условиях темноты.

Только нижняя челюсть кашалота вооружена зубами — страшными костяными кинжалами длиной 10 сантиметров, которые вкладываются в соответствующие ячейки верхней челюсти. Предполагают, что, охотясь, кит опускает нижнюю челюсть вертикально вниз, используя свои белые зубы как приманку для кальмаров, а сам черный кит сливается с окружающей темнотой. Похожим образом средиземноморские рыбаки ловят осьминогов на смехотворную оливковую веточку.

Но инциденты с телефонными кабелями наводят еще на одну мысль. Что если кашалот тащит свою отвисшую челюсть, как трал, в темноте у самого дна в расчете на какую-нибудь добычу — отдыхающего на дне кальмара или осьминога? Анализ содержимого его желудка, между прочим, подтверждает это. Но делать такие заключения надо с осторожностью. Наши знания о головоногих моллюсках базируются в основном на изучении содержимого желудков кашалотов: громадного количества желеобразной плоти, щупалец громадных размеров, чудовищных клювов. Памятуя об общей среде обитания китов и кальмаров, эти остатки обычно приписывают кальмару. В действительности они могут случайно принадлежать и осьминогу, и это значительно меняет представление о размерах их хозяев. Если у обычного осьминога щупальце составляет 5/6 его длины, то у кальмара — только 1/3 (если не считать втяжных щупалец). Поэтому метровое щупальце может принадлежать как кальмару длиной 3,5 метра, так и осьминогу длиной 1,2 метра. Разница значительная!