В объятиях тени
Шрифт:
— Мирча! Пожалуйста…
Я не понимала, что говорю; я хотела только одного — чтобы он прекратил эту боль. Прижавшись к нему, я начала осыпать его поцелуями. Лишь несколько сладостных секунд я ощущала его теплые губы на своих губах, но потом Мирча вдруг отступил назад.
— Кэсси, нет! — едва слышно произнес он.
Он взял меня за плечи, и я почувствовала, как дрожат его руки; Мирча судорожно сглатывал. Очевидно, он так же, как и я, боролся с гейсом, а я не могла ему помочь. Он ласково провел рукой по моим волосам. Я умирала от боли и наслаждения, сердце колотилось так, что
И в тот момент, когда мне начало казаться, что я на пороге безумия, моя энергия вспыхнула и перешла в иную форму — сверкая и искрясь, словно вода под солнцем, она накрыла нас, как волна. И боль ушла, уступив место чувству невероятного облегчения, за которым последовал прилив настоящей, искренней радости. В глазах Мирчи читалось удивление. Наверное, он испытывал то же самое.
Из моих глаз вновь полились слезы. Я плакала не от боли, а от сознания того, что мне так хорошо и покойно рядом с ним. Словно разом воплотились мои давние мечты о доме, семье, любви, понимании. От счастья я забыла обо всем, даже о Томасе и Майре, о Тони и своих бесчисленных проблемах. Какое мне до них дело?
Меня била дрожь. Выходит, у нас с Мирчей не просто взаимная привязанность. Привязанность не вызывает такую боль, отчаяние, ощущение собственной беспомощности и страх потерять любимого. Я прижималась к Мирче, сознавая, что, пока действует заклятие, он ничем не сможет мне помочь, но мне не было до этого никакого дела. Мне не было дела даже до того, любит ли он меня. Я желала его, как наркоман желает дозу наркотика; он был мне нужен, чтобы я могла чувствовать себя живой. Еще немного — и я бы пошла на все, только бы с ним не расставаться.
Наверное, он чувствовал то же самое, потому что крепко сжал мою руку. И тут я все поняла. Страсть была одним из трюков из репертуара гейса, причем еще не самым жестоким. Так, серединка на половинку.
— Когда ты наложила заклятие? — резко спросила консул.
Я изумленно захлопала глазами, только сейчас вспомнив о ее присутствии. Мысли путались, я плохо соображала, сам воздух вокруг казался густым и тяжелым, а тут еще приходилось напрягаться и думать. С трудом вникнув в смысл ее слов, я поняла, что выбор у меня невелик. Ответ «не знаю» вряд ли имел бы успех, но и открыто дать понять консулу, что она ошибается, дело небезопасное. Я не знала, что она хотела от меня услышать, не знала, сколько времени у меня есть в запасе. А тут еще Мирча чем-то уколол меня в бок.
Взглянув вниз, я увидела, что это бледно-розовая туфелька на высоком каблуке, отделанная блестками. По-видимому, Мирча прятал ее во внутреннем кармане пиджака. Туфелька казалась удивительно хрупкой, тонкий атлас местами облез, блестки отвалились и едва держались на нитках. Она могла бы показаться старинной, да только в добрые старые времена никто не носил каблуки высотой в три дюйма.
Тут я кое-что вспомнила. В то утро я прыгала на одной ноге по кухне в казино Данте, потому что потеряла туфлю. Она была ярко-красного, а не бледно-розового цвета и выглядела ненадеванной. И тем не менее она была точной копией этой. К счастью, Мирча заслонял меня от взоров вампиров, иначе я просто не смогла бы сохранить на лице равнодушную
— Кассандра! — окликнула меня консул, очевидно потеряв терпение.
Я не ответила, вспоминая тот день, когда я на самом деле ощутила какой-то разряд, но тогда я думала, что мне это лишь показалось. Мирча из того времени не испытывал влияния гейса, а я уже находилась под его действием. Очевидно, заклятие узнало Мирчу и пришло в движение, чтобы использовать его как завершающй элемент ритуала. Я застыла, как громом пораженная. Выходит, это я наложила на него заклятие, длившееся вот уже более ста лет!
— Так когда же? — повторила консул голосом, ясно дававшим понять, что она не привыкла повторять вопрос дважды.
— Мне кажется… — хриплым голосом начала я. — Наверное… — Тут мне удалось сглотнуть. — Кажется, это было в восьмидесятых годах девятнадцатого века.
Рядом кто-то выругался, но я даже не обернулась. Мне едва хватало сил, чтобы сосредоточить взгляд на лице консула. Перед глазами все плыло, то ли от жара, исходившего от тела Мирчи, то ли от осознания того, что я с ним сделала. Страсть, ощущение вины и страх — все эти чувства навалились на меня в одну секунду. Желудок сжался, словно от резкой боли.
Консул скорчила недовольную мину.
— После твоего исчезновения гейс затих, ведь он не может завершить ритуал без твоего присутствия. Когда вы снова встретились, ты была еще ребенком и он не мог проявить себя. Теперь заклятие заработало в полную мощь.
Сделав над собой усилие, я кивнула. Мирча ни на секунду не выпускал мою руку, нежно поглаживая ее, словно не мог противиться желанию прикасаться ко мне. И там, где его пальцы ласкали мою кожу, возникало сладостное тепло. Оно просачивалось внутрь тела, и у меня начинала кружиться голова, словно я опьянела, а может быть, так оно и было. Не знаю, как действовало заклятие, только в тот момент я была счастлива.
Мне хотелось только одного — стоять так до скончания дней и чтобы гейс струился по нашим телам, как сверкающий водопад. Я понимала, что эти чувства не настоящие и вызваны лишь действием заклятия, но мне было все равно. Когда еще доведется пережить такое? За свои двадцать четыре года ничего подобного я не испытывала. Быть может, это и есть ложь во благо? Мое изнывающее тело тут же откликнулось решительным «да». Только тихий голосок внутри шептал, что гейсу нужно не «что-то подобное» и даже не «что-то», а все без остатка.
А вот этого он получить и не мог.
— Тот, кто насылает чары, обязан ими управлять, — говорила консул. — А ты свое заклятие бросила на произвол судьбы, да еще на целый век.
— Я этого не хотела!
Консул выгнула свою прекрасную бровь и произнесла негласный закон вампиров:
— Мы обсуждаем последствия, а не намерения.
Вампиры — существа практичные. Для них всегда важнее результат, а не способ его достижения. Результат же моих действий был катастрофичен.
— А как же первоначальное заклятие? То, что наложил на меня Мирча? — чуть не плача, спросила я. — Если он снимет чары, может быть… последствия не будут гак ужасны.