В объятиях врага
Шрифт:
– Твою маму звали Элиза?
Глава 8
Если он и был поражен, то очень хорошо это скрыл, хотя его взгляд потеплел.
– Мэгги ее помнит?
Ник, казалось, был счастлив любым сведениям о своей семье, и этим сыпал Занне соль на раны.
Как он мог? Она только что излила ему душу, рассказав, как ее опустошило предательство Саймона и Бри и как теперь ей трудно кому-нибудь довериться.
А ему и в голову не приходило, что она сама не своя. Может, он что-нибудь заметит, если она продолжит говорить. Но неужели натянутость
– Мэгги сказала, она была очень красивая, с длинными темными волосами, но очень стеснялась, потому что думала, что плохо говорит по-английски. Кроме мужа, в жизни ей больше никто не был нужен. Она просто боготворила его.
Точно так же и Занна могла боготворить Ника. А он понятия не имел, что она была готова отдать ему свое сердце. И доверие. Но теперь это невозможно. Хотя ее глупое сердце не хотело соглашаться с категоричными требованиями разума.
Ник ничего не замечал. Он ловил каждое ее слово. Для него это было очень важно. Гораздо важнее, чем обратить внимание на Занну, которая пыталась заглушить чувство, что ее предали, потому что Ник ни о чем не рассказал. Ей стоило огромных усилий не сорваться.
– Мэгги помнит, что она была прекрасным музыкантом и давала уроки фортепиано местным ребятишкам. Еще она прекрасно пела, а твой отец играл на гитаре, и Мэгги по вечерам слушала, как они пели в саду французские песни о любви.
Нетрудно было услышать музыку, ведь она раздавалась из сада напротив. Эти люди жили в одном из маленьких коттеджей, стертых с лица земли ради общественного парка.
В темных глазах Ника зажегся огонек. Обвинения, которое безошибочно угадывалось в ее последних словах, он тоже не заметил.
– У них был ребенок, которого они называли Домми. Мэгги сказала, что не видела более счастливой маленькой семейки.
Ник отвернулся и сжал губы. Ну что, больно это слышать? Вот и ладно. Почему она одна должна страдать?
– Ты говорил, что тебя увезли во Францию, когда тебе было шесть лет.
Ник коротко кивнул, но не произносил ни слова.
– Потому что твою маму выселили из коттеджа, ей нечем было за него платить. А годом раньше твоего отца убили на работе при трагических обстоятельствах. И ты мне этого не рассказывал…
– Да, – отрезал Ник. – Я тебе этого не рассказывал.
Сердце говорило Занне, чтобы она протянула руку и коснулась его, ведь ему нужно было успокоиться. Голова говорила, что нужно ударить его побольнее.
– А как же так удачно совпало, что общество охра ны исторических зданий послало тебя оценить мой дом, а?
К обвинительному тону добавилось раздражение. Занна не догадывалась, что бьет по самым больным местам. Ник не выносил, когда кто-то лез в эту часть его жизни, потому что никому не доверял настолько, чтобы поделиться своей историей. А тут на него давили, когда он еще не был готов. Атмосфера накалялась. С тех пор как Ник вырос и стал самостоятельно управлять своей жизнью, никому не удавалось на него давить. Но Занна и так все знала. В защитных стенах его сокровенного прошлого пробилась брешь. Она ведь уже доверилась ему. Открыла свое сердце и поделилась болью, которая обрушилась на нее в Лондоне.
Домми… Он не слышал этого имени с двенадцати лет, когда умерла мама. Домиником он стал, когда его взяли под опеку, а Ник появился в шестнадцать лет, когда он нашел работу, позволившую ему стать независимым. Ник уже отвечал сам за себя и направлял свой жизненный путь так, чтобы никогда снова не почувствовать ту боль.
Об этом не знал никто. Даже Пит, его ближайший друг, обладал лишь отрывочными сведениями о прошлом Ника. И Пит не понимал, зачем он взялся за этот проект, хоть и догадывался, что дело было нечисто.
– Никто меня не отправлял. Я тебе ничего подобного не говорил.
– Ты прекрасно знал, что я приняла тебя за оценщика! И не сказал правды!
Ник закрыл глаза:
– Да.
Вот оно. Подрыв доверия. И Нику теперь не стать лучше. Он разочаровался в себе. Как, черт возьми, это могло произойти? Он столько лет выстраивал защиту, а эта девушка просочилась к нему в душу и легко может сделать его уязвимым.
– Но почему, Ник?
Ее чуть задрожавший голос ножом резанул ему по сердцу.
– Ты думал, я не пойму?
Он сверкнул глазами. Да разве она могла понять?
И простить его обман? У нее самой была детская травма. Занне посчастливилось найти любящий дом, и она не знала, как разрушается душа, когда тебя окружают нелюбимые люди, но знала, что значит потерять родителей.
– Занна, ты помнишь, что ты чувствовала, когда твоих родителей не стало?
Она медленно кивнула:
– Как будто мир рухнул. Я была растеряна и очень, очень напугана.
– Так было и со мной, и с моей матерью, когда отца убили. И когда я об этом узнал, мой мир на самом деле рухнул. Мама этого не перенесла. Она заболела. Дети, бравшие у нее уроки, ушли. Она забрала меня к себе на родину, но там невозможно было найти работу. Она заболела по-настоящему, у нее нашли рак, который диагностировали слишком поздно. Думаю, она сама хотела умереть, чтобы снова быть вместе с папой.
– Боже мой… Ник…
В его словах Занна слышала голос загнанного в угол ребенка. Чувствовала, как ему больно от мысли, что он не справился, что он никуда не годен. Ее сердце совершило окончательную победу над разумом, и желание успокоить Ника стало непреодолимым. Как и желание простить его.
– Сколько тебе было, когда она умерла?
– Двенадцать.
– Значит, тебя взяли под опеку?
Он коротко кивнул. Об этих годах он не собирался рассказывать. Никогда.
– Я научился блокировать воспоминания, когда моя жизнь улучшилась. Много лет я о них даже не задумывался. Пока не увидел этот дом снова. Соседний дом, в котором жила одна страшная дама.
Занна ухмыльнулась:
– Да уж… Я тоже сначала считала ее страшной. Яркая личность, это уж точно. В жизни не встречала никого, подобного ей.
А Ник в жизни не встречал никого, подобного Занне.
– Я прилетел в Новую Зеландию по совсем иной причине, – признался он. – С воспоминаниями стало трудно справляться, они нахлынули так неожиданно. А сейчас я к ним готов. – Он сглотнул комок. – Готов отдать прошлому дань почтения. – Он посмотрел Занне в глаза. – Я не мог поделиться с тобой воспоминаниями. Они были слишком болезненными, слишком личными. И… я не знал тебя.